Святослав Тараховский - Занятие для идиотов

– Я найду фирму, студию, продюсеров, деньги – под меня дадут. Сценарий у тебя купим, ты будешь в порядке и напишешь следующий.

«Плюнуть и отдаться этой сумасшедшей? – размышлял Натапов. – Или быть твердым, не дать размазать свое сочинение, но остаться без режиссера? Короче: быть или не быть? Блин, чистый Гамлет».

– Я уже в порядке, – сказал Натапов. – В полном.

– Счастливчик. Сраная вторая премия и – сразу режиссер. Да еще какой – сама Майская! Ты поймал свой шанс, Натапов, ты чего? Держи краба.

Он видел ее не так четко, как в начале встречи, но тепло ее руки, вложенной в его руку, почувствовал и запомнил. Удивило, что ее тепло превосходило его собственное и свободно в него перетекало. Живая грелка, подумал Натапов. Батарея. На фиг ей столько тепла в такую жару? Откуда она вообще на меня свалилась? Вода и камень, лед и пламень. Послать ее, что ли? Надо послать.

– Надо выпить, – сказал он.

– Я побежала, – сказала она. – Запомни, сценарий – никому, он мой. Мы теперь родные. Насчет Христа мы с тобой договорились.

– Я не поддамся, – сказал Натапов.

– Проспишься, поймешь – я права.

– Меня пятнадцатого награждать будут.

– Это – пожалуйста, поздравляю. Целуй.

– Так сразу? Не вопрос.

Она подставила щеку. Пересохшими губами он потянулся в сторону ее лица и, промазав с ходу, уткнулся в нос, потом в глаз; коснулся губ и всего на мгновение на них задержался. Она взглянула на него с интересом.

– Позвонишь. Телефон в справочнике членов Союза.

С лавки вспорхнула легко, поворот на каблуке, взмах сумки, и вот уже он видит ее спину. До входной двери всего три метра – успел отметить важные детали: фигура пацанская, не ахти, ноги, руки, общий облик – вся на шарнирах, вся в движении. Все правильно: не женщина – режиссер.

Пил кофе, таращил глаза, приходил в себя.

«Коньяк – вещь, коньяк – здоровье, – рассуждал он. – Не буду я ей звонить первым. Отдохнет батарея. Вместе со своими идеями. Сучара. Боевая сучара, наглая. Сучара сумасшедшая с пушистой головой. Пусть отдохнет».

Натапов выложил на стойку последние звякнувшие монеты и поволок себя к выходу.

Домой притащился к четырем.

Аромат свежеприготовленного обеда встретил его на пороге и повлек на кухню. Наташа стучала тарелками, накрывала на стол.

– Садись, – сказала она. – Как раз вовремя.

Так она бодро это сказала, так радостно улыбнулась ему, что его мгновенно охватило ощущение не попусту прожитого, счастливого дня; он заслужил сегодня хлеб и пышную встречу, он впервые в жизни реально занимался кино, и это был праздник. Теперь он желал, чтобы праздник продолжился дома, и, похоже, он продолжился.

– Кислые щи будешь?

– Еще бы! – воскликнул он. – Восторг!

Наташа налила ему и себе дымящиеся щи, бросила в них по щепотке укропа и петрушки, ложку сметаны и села с ним рядом за стол с сознанием женского хозяйского удовлетворения: муж любил ее еду, ее уют, заботу и ласку, и ей от этого было хорошо. Она чувствовала исходивший от него запах спиртного, помнила, с кем он встречался, но как умная жена не задавала до времени ненужных вопросов, она была психологом и знала, что для таких мужчин, как Натапов, доверие в семейной жизни превыше всего.

Прожив с ним год, Наташа хорошо изучила его привычки и его самого. Он предпочитал, например, одну и ту же пасту – зеленый «Блендамед» и морщился, когда она покупала другую, он терпеть не мог носки с рисунком, засыпал всегда на правом боку с по-детски подложенной под щеку ладонью и ненавидел, когда громко орал телевизор.

Наташа быстро ко всему приспособилась, не возникала по пустякам, но свои интересы отстаивала негромко и свято. Пусть и теперь он думает, что она беспредельно ему доверяет, пусть никогда не узнает, что женское доверие мужчине весьма относительно, пусть никогда не почувствует, что своего мужчину настоящая женщина обязана всегда держать под контролем. Тем более мужчину, у которого в паспорте отсутствует супружеское клеймо. Тем более мужчину-творца, победившего в конкурсе; тремя днями раньше она сознательно не придала большого внешнего значения его победе: не захотела культивировать в нем идею превосходства в противовес ее собственному уничижению; женское чутье подсказывало ей, что ничего хорошего из этого для их жизни не выйдет.

Кислые щи были еще одной его слабостью. Он дул на ложку, обжигал губы изумительной квашеной кислотой, внутренне улыбался и думал о том, что наверняка запомнит прекрасный день жизни, в котором случилось два события сразу: встреча с режиссером и эти кислые щи.

Наташа знала про его склонность к щам, но варила их не часто. Она прибегала к помощи любимого блюда тогда, когда мужа следовало размягчить и порадовать прежде, чем завести с ним интересующий ее разговор. Сегодня был как раз такой случай. Конечно, было бы лучше, чтобы он сам рассказал ей о встрече и, главное, о той, с кем он встречался, но поскольку Натапов молчал, пришлось проявить инициативу.

– Как Майская? – с безразличием, выдававшим заинтересованность, спросила она. – Я права: прыткая?

– Прыткая, – ответил он. – Нормальная.

С деталями, всё более возбуждаясь, он поведал о проекте и о возникшей у режиссера идее сделать из главного героя кино Христа – не реального, конечно, Иисуса Христа, Христа по воззрениям и возможностям – признался, что идею такую не принял, пустился в спор, много выпил и окончательно решил: Христосом его герой не будет.

Наташа кивала, слушала во все уши, ловила каждое слово, но чуткий Натапов чувствовал, что судьба кино трогает Наташу много меньше второго, решающего для нее вопроса, который следует немедленно упредить.

– Внешне Майская, конечно, не ахти, тетка лет на десять старше меня, – сказал он, – но талантливая, ее кино о школе наделало шуму, мы ведь, кажется, вместе его смотрели, кажется, у мамы?

Врать плохо и стыдно. Врать полезно и необходимо, если искусная ложь облагораживает, умягчает, успокаивает женские нервы и настраивает инструмент отношений на любовь. Наташа повеселела, обед и день закончились весело, семейное счастье не улетучилось в окна и двери.

– Хочу шампанского, – сказала Наташа. – Хочу тоже выпить за твой успех.

– Имеешь право, конечно, просто обязана, – согласился Натапов. Шагнув в кухню, он извлек их холодильника ледяную бутылку шампанского, которую всегда припасал на случай нечаянного торжества, подумал о том, что шампанское весьма изысканно сочетается с кислыми щами, а также о том, что сегодняшняя встреча с Майской плюс нынешняя сцена с Наташей тоже есть чистое кино. Страсть, ревность, измена, добавить немного фантазии, и вот она, мелодрама, начинается, сказал он себе, надо бы все это записать, пригодится. Сказал, вспомнил записные книжки Чехова, почувствовал себя профессионалом и немного возгордился.