Алла Боголепова - Белая Богиня

Гул все нарастал, Анна уже слышала шуршание колес по гравию. Котенок прижался к ней всем телом и затрясся.

«В ж… разум, – подумала Анна и, увидев небольшой просвет в кустах, юркнула внутрь. – Иногда надо слушать инстинкт, особенно если он буквально орет, что это приближаются не крестьяне и не припозднившиеся туристы. Это приближается опасность. Может, даже смертельная».

– Она на месте. Все готово к передаче.

Магистр удовлетворенно хмыкнула.

– Мне не дает покоя одна деталь.

Женщина по ту сторону молчала, и он расценил это как разрешение задать вопрос.

– Зачем так сложно решать такую, в общем-то, простую задачу?

– Потому что простые пути мы исчерпали. Вы удивитесь, но в нашем мире еще остались люди, на которых бесполезно давить. Давление приводит лишь к еще большему сопротивлению.

– Вы сейчас описали фанатиков.

– А почему вы решили, что имеете дело с кем-то другим?

От неудобного сидения под деревом у Анны затекли ноги. Рыжий то и дело норовил сбежать, поэтому пришлось сунуть его за пазуху. Под курткой он пригрелся и вроде даже задремал. Анна прислушивалась к его мерному дыханию и вспоминала все, что знает о кошках: им снятся сны, у них больше нейронных связей, чем у собак, они нормализуют сердечный ритм, владельцы кошек в среднем живут на три года дольше владельцев хомячков. Последнее в свете происходящего радовало особенно. Спасибо, Рыжий.

«Когда это я стала владелицей кота? – мимоходом поразилась Анна. – Еще с утра у меня и мыслей таких не было. Надо сходить к ветеринару, купить Рыжему миски, сделать документы и приобрести ошейник с колокольчиком. И сообщить хозяйке квартиры, что у нее появился еще один жилец».

Квартира. Маленькая, очень светлая, с лакированным деревянным полом, французскими окнами и просторной кухней. Анна влюбилась в нее с первого взгляда и решила, что хочет жить только здесь. От огромных помещений с высокими потолками, лепниной и тройными стеклопакетами, которые предлагал Джон, отказалась.

– Посмотри еще, – уговаривал Джон. – Сейчас в Лиссабоне очень много высококлассного жилья, которое можно снять за копейки. Рынок туристической аренды рухнул, люди хотят заработать хоть что-то. Ты можешь выбрать престижный район, современный дом с подземным гаражом и бассейном на крыше. Обычно это стоит тысячи три, но сейчас цены упали вдвое и больше.

– У меня нет машины, и я не умею плавать.

– Машина – не проблема, – возразил Джон. – У меня много машин, дам тебе одну.

Но Анна уперлась: идея остаться в Лиссабоне ей нравилась, а вот сидеть на шее у постороннего человека – нет. Джон сказал, что будет оплачивать ее жилье, медицинскую страховку и расходы на жизнь, а потом, когда она вступит в права наследства и продаст поместье, они рассчитаются.

– Это не благотворительность и не подарок. Считай, инвестиция.

Дина фыркала и негодовала.

– При чем тут поместье? Оно твое по праву, и ты не обязана делиться с этим проходимцем. Дом тебе достался от родни по материнской линии, и уговора делить его не было, речь шла только о том, что оставил твой отец. Половина от стоимости алмазов – уже много, – кипятилась она. – По справедливости ЭТОТ вообще ничего не заслуживает. А он уже и к «Ласточке» лапы тянет. Кровопуй. Кровопит. Как это по-русски сказать?

– Кровосос. Слушай, алмазы еще неизвестно, найдутся или нет. А дом и земля – вот они. ЭТОТ уже и так до фига потратил: привез меня сюда, документы сделал, адвокаты его работают. Я хочу остаться, и мне надо на что-то жить. Почему не взять в долг, тем более, не просто так, а под хорошее обеспечение?

Имелся и еще один аргумент в пользу денег Джона: он ведь не захочет содержать ее бесконечно, значит, заставит своих адвокатов работать быстрее. И дом постарается продать подороже – чем больше за него удастся выручить, тем весомее получатся джоновы пятнадцать процентов от сделки.

– Ты же не хотела его продавать, – напомнила Дина. – Это же твое семейное гнездо.

Подруга затронула больную тему.

«Вот так живешь себе потихоньку, никого не трогаешь, работаешь. Замуж хочешь. Худо-бедно карабкаешься, понимая, что исходные, так сказать, данные, сильно подкачали: сама из деревни, мама пьяница, папа неизвестен, с сестрой не ладишь. Снимаешь квартирку на окраине, учишь чужих детей английскому и смиряешься с тем, что своих, видимо, уже не будет. Думаешь кота заводить…»

– Слышь, Рыжий, – прошептала Анна, – мне по возрасту таких, как ты, штуки три полагается. Господи, я уже ног не чувствую.

Стараясь не шуметь, она сменила позу и оперлась спиной о ствол дуба. Мысленно усмехнулась: «В Алентежу полно пробковых дубов, а мне попался именно тот, с которого никто не снимает кору. Ненужный, получается, дуб, неприбыльный».

Очень хотелось посмотреть, сколько прошло времени с тех пор, как она спряталась в зарослях от приближающейся машины. Но заряда телефона оставалось совсем мало, и каждое включение экрана приближало момент, когда связь прервется.

Машина, кстати, у мегалитов не задержалась: подъехала, остановилась, вышел из нее какой-то мужик, огляделся и уехал. Видно, не понравились ему доисторические камни. А может, просто не туда свернул, заблудился. Ничего, в общем, такого. Может, и стоило попроситься к нему в попутчики до ближайшей деревни. Но Дина велела сидеть тут и ждать.

«Значит, будем сидеть, ждать и думать свои невеселые мысли, да, Рыжий?»

В животе заурчало от голода, начала мучить жажда. Ее слегка подташнивало: видимо, организм реагировал на ту дрянь, с помощью которой ее вырубили утром.

«Стоп. Думать об этом будем потом, когда выберемся. Сейчас нельзя, потому что нельзя слететь в панику и поддаться страху. Кто бы меня ни похитил… Ох, черт, меня похитили, я жертва похищения…»

– Так, все, – вслух произнесла Анна, достала многострадальный леденец от кашля, подумала и спрятала обратно в карман. – Скоро приедет Дина. Привезет еды и воды. А пока сидим, дышим свежим воздухом. Тут тихо, спокойно, никто не найдет. Предупреждали умные люди, что придет время – буду разговаривать с котами, – нервно хихикнула Анна. – А что делать, Рыжий, если больше не с кем. В общем, слушай, Рыжий. Живешь себе, хлеб жуешь, а потом раз – и ты вовсе не ты, и родители твои не родители, и все, что было ДО, – обман и неправда. То есть, вообще все, понимаешь? Родилась ты не там, где думала. Зовут тебя иначе. И прожила ты тридцать лет и три года не своей, а чужой жизнью. Тебе ведь от рождения тоже совсем другое полагалось. Ты когда на ферме в мамкино брюхо лапами упирался, тоже не думал, что будешь сидеть у меня под курткой и ждать Дину. Но что-то пошло не так…

По правде говоря, «не так» пошло не что-то, а вообще все, причем еще до ее рождения. Но разбираться в этом Анна не хотела, хотя с самого начала знала, что однажды все равно придется. Придется прочесть до конца письмо, оставленное матерью. Обдумать каждое слово, каждую букву, и решить, что к ней чувствовать – к женщине, превратившей жизнь своего ребенка в ад. К мужчине, который не смог защитить их обеих. К другому мужчине, который творил зло, зная, что это зло. Что надо будет заново знакомиться с собой, помня, что ты – часть и порождение этого зла.