Алла Боголепова - Белая Богиня

– Тогда придется в полицию, – вздохнула Анна. – Только что я им скажу…

– Скажи, что это Нелсон, он приехал из Бразилии, работает в овощной лавке и совершенно безобиден, – Жуана помахала человеку-горе, издевка в ее глазах сменилась на жалостливое презрение. Презрение предназначалось Анне. – Что он тебе сделал?

– Ничего, – пробормотала Анна. – Шел за мной. Обзывался.

Жуана поманила Нелсона, и тот послушно подошел. На Анну старался не смотреть.

– Итак, – Жуана закончила короткий разговор и достала сигарету. – Он назвал тебя deusa. Богиня. Считает, что ты в опасности. Хочет тебя защищать.

– От кого?

– От всего, – отрезала Жуана. – Нелсон немного наивный и медлительный, но добрый. Поняла?

– У него ментальные проблемы, – догадалась Анна.

– Он наивный и медлительный. Немного. – В голосе Жуаны зазвучал металл. – Он не причинит тебе вреда. Не лезь к нему.

– Вообще-то это он ко мне лезет! Не надо меня защищать!

– А это не тебе решать. Плохого он не сделает. Просто будь к нему добра. Он говорит, ты его Белая Богиня. Вот и веди себя как Богиня, не как истеричная дамочка.

С тех пор Нелсон проводил все свободное время где-то рядом с Анной. Днем работал в овощной лавке, а по вечерам сидел на скамье у церкви. При виде Анны вставал и шел следом. Иногда она видела его за стойкой заведения Жирного Жо. Время от времени находила у себя под дверью пакет с овощами.

Вскоре Нелсон стал такой же привычной частью пейзажа, как башни замка Святого Георгия, и почти такой же монументальной. Общаться с ним было легко: его словарный запас немногим превосходил Аннин, да и говорил он мало. Зато видел и запоминал вообще все.

Именно Нелсон обратил внимание на неприметных парней, которые всюду следовали за ней. Анна сразу догадалась, кто этих парней прислал, и уговорила Нелсона не обращать на них внимания.

– Они плохие, – упрямо возразил Нелсон. – Они плохие.

«И ведь прав оказался, зараза. Они плохие. А главное, неизвестно чьи».

– Доброе утро, deusa, – голос его сквозь маску звучал глухо и тревожно.

Анна знала, что Нелсон повторит приветствие трижды и только потом перейдет к разговору. Такой у него ритуал. У него вообще много ритуалов. Один из них – сесть на церковном крыльце и ждать, пока Анна выйдет. Ни при каких обстоятельствах он не тревожил ее внутри церкви, даже когда обнаружил слежку. Значит, что-то случилось. Что-то очень серьезное.

– Давай выйдем, Нелсон, – Анна взяла сумку и потянула парня к выходу, чувствуя на себе неприязненный взгляд тетки с гладиолусами.

– Доброе утро, deusa. Оставайся здесь, пожалуйста.

– Где?

– Вот здесь, – Нелсон мягко отобрал у нее сумку и положил на церковную скамью.

– Долго я должна оставаться здесь, Нелсон? – Анна послушно села.

Он стянул маску, обвел взглядом позолоченный резной алтарь, изобразил что-то вроде поклона тетке с цветами и уселся на соседнюю скамью.

– Нелсон, а теперь уже можно идти? – ласково поинтересовалась Анна.

– Нет. Оставайся здесь.

«Вот знала же, не кончится все это добром», – подумала Анна. – Что мне с ним делать, с этим огромным ребенком, который может быть и агрессивен, и опасен, в том числе для себя? Что стоило зайти в овощную лавку, познакомиться с его родней, объяснить ситуацию? Сейчас бы позвонила, пришел бы дядя. А теперь что делать?»

Анна встала и подчеркнуто спокойным голосом, тщательно подбирая португальские слова, попросила:

– Нелсон, пожалуйста, позаботься о моей сумке. Я сейчас вернусь.

Он неуверенно покосился на алтарь, потом на входную дверь.

– Сумка, – твердо повторила Анна. – Смотри за сумкой.

У выхода она оглянулась. В алтарной части никого не было, солнце заливало неф золотым сиянием. Нелсон не сводил глаз с сумки. Бедный мальчик.

Анна раздвинула тяжелые портьеры и застыла, на секунду оглушенная городским шумом. Из тонущего в полумраке нартекса вышел человек, он показался ей смутно знакомым. Она успела заметить в его руке странный предмет, а в следующе мгновение уже летела в ту самую пустоту, за которой приходила в храм. Только это было не парение, а скорее, свободное падение. Впрочем, продолжалось оно недолго. Вскоре все поглотила чернота.

– Сегодня первый день из десяти, – голос женщины звучал ровно и даже немного безразлично.

– Я умею считать. Кстати, как вам обращаться?

– Можете называть меня a mestrе.

Мастер. Или, скорее, Магистр, если учесть, что это за Организация, и из чего она выросла.

– Очень хорошо, Магистр. Работа началась. Завтра утром я надеюсь получить первые результаты. Условия прежние?

– Да. Она нужна живой и здоровой.

Он нажал кнопку отбоя и подумал: «Уж позвольте вам не поверить, Магистр. Вы и ваша Организация слишком безжалостны, чтобы пожертвовать хоть чем-то ради одной-единственной жизни. А уж я в жестокости разбираюсь».

Где-то в высоком синем небе пел дрозд.

Было в его пении что-то странное. Анна не сразу поняла, что песня эта слишком чиста – словно ее записали и обработали в профессиональной звукозаписывающей студии. Ни малейшей шероховатости, никаких посторонних шумов, идеальное птичье пение в идеальном мире.

«Будильник, – сообразила Анна, – это просто не вовремя зазвонил будильник. Надо его выключить и поспать еще, потому что голову от подушки не оторвать».

Не открывая глаз, она протянула руку, но вместо гладкой, отполированной пчелиным воском поверхности прикроватной тумбочки пальцы нащупали что-то колючее и мокрое.

«Трава? Откуда в моей спальне трава?»

Анна вскочила, толком не понимая, по какую границу сна и яви находится, и увидела серое яйцо, вкопанное в землю тупым концом. Яйцо было неправильной формы, шершавое на вид и огромное, метра полтора высотой и около метра в диаметре. На конической его верхушке сидела маленькая черная птица – тот самый дрозд, что разбудил ее своим пением.

Она протерла глаза, попятилась и уперлась спиной в стену. Со сдавленным криком отпрыгнула назад и поняла, что это не стена, а еще одно яйцо – больше и выше того, другого. За ним вздымалось в небо еще одно. И еще. И еще.

Хватая ртом воздух, Анна огляделась по сторонам. Закружилась голова, закружился мир вокруг, и ей показалось, что яйца шевелятся, двигаются, готовятся треснуть и выпустить наружу ужасных чудовищ. Чтобы не упасть, она схватилась рукой за ближайшее яйцо и ощутила тепло, идущее изнутри.

«Камни, это же просто камни! Изъеденные временем и ветрами и, если без паники, совершенно неподвижные и не такие уж и огромные».

Анна досчитала до двадцати и, убедившись, что сердце перестало выпрыгивать из груди, двинулась вперед. Довольно большой участок земли с пробивающимися тут и там пучками колючей травы был заполнен камнями, разными по размеру и форме. Одни, почти круглые, лежали на земле. Другие, длинные, вытянутые, сужающиеся к концу, стремились вертикально вверх.