Маргарита Менчинская - Тёмная сторона Луны

Размышления едва не довели Катю до слёз. Шесть лет пронеслись как миг, на бешеной скорости. Осталось несколько шрамов на сердце и кучка фотографий. Но память всё более тщательно подтирала подробности, словно давала понять, что не стоит пренебрегать ведением дневника и такими тёплыми встречами.

Сашка разглядывал следующий экспонат, потом протянул Кате. В такие моменты он непременно изучал её лицо, и, чтобы скрыть истинные чувства, она решила прибегнуть к хитрости.

– Не помню, что мы тогда праздновали?

– Ну, как же, Кать, это же 23 февраля в 9-ом! – окатив её недоверием, бросился пояснять он. – Вы нам тогда такой сюрприз закатили, я до сих пор тащусь! Как ты классно хиты «АББы» переделала, офонареть просто! Про школу! Неужели забыла?

– Да нет, припоминаю что-то, – не стала отказываться Катя, но не изменила себе и плеснула в бочку с мёдом немного дёгтя. – Такая фигня, по-моему. До сих пор стыдно. Даже по фотке видно. Видишь, я даже голову опустила.

– Вечно ты так! – огорчился Сашка и с усердием, которого в этом вопросе не имел себе равных, принялся воспитывать бывшую одноклассницу. – Чего стыдно? Классно же получилось! Вон, до сих пор забыть не могу! Нет, ну всё у человека есть: ум, слух, голос, – он хотел ещё что-то сказать, но не осмелился, – а она всё – фигня, да фигня! – В конце махнул рукой и так посмотрел на Катю, что ей действительно стало стыдно.

– Ну, хочешь, напою немного, – согласилась она и запела. – Вот прозвенел звонок, и начался урок! А-а-а! Учитель входит в класс, приветствует он нас. А-а-а! Но никто-о-о с ним не хочет здороваться да-аже. Это всё-ё, что я помню, прости меня, Са-аша!

Сашка смутился и сразу обрадовался.

– Ну, что я говорил, круто! Это ты прямо сейчас придумала? Ну, ты даёшь! Слов нет.

– Да ладно! Банальные рифмы для первоклассников.

– Ты неисправима, Катька, – снова махнул рукой он и тотчас взял в руки ещё один снимок. – О! Это тоже девятый, только восьмое марта. Помнишь, у нас потом танцы были!

– Помню! – обрадовалась Катя, – Марина рыскала между танцующими парами и проверяла дистанцию.

– Да-да, так и было. Видимо, боялась, что кто-то из девочек, ну, это, – Сашка не договорил и, смутившись этого смелого вывода, снова указал на фотографию. – В этой шляпе, кстати, все тогда перефоткались. А ты даже примерить отказалась!

– Что, кроме шуток? – удивилась Катя и, на этот раз, ни капли не солгала. – Не помню, хоть убей, не помню. Зря это я. Классная же шляпа!

– А я о чём! Я тебя так уговаривал, можно сказать, на колени встал!

Катю не столько смутило это признание, сколько взгляд Сашки, который он устремил на неё. Она опустила глаза вниз и вдруг застыла. Сашка тоже притих, и что-то помешало ей задать вопрос сразу.

Наконец любопытство одержало верх.

– Боже мой, Саш, это же я! Этого не может быть! Откуда у тебя моя фотография?

Катя долго изучала находку глазами, когда подняла, Сашка смотрел на неё в упор и, кажется, был даже немного рад случаю, позволяющему облегчить душу.

– Сам снимал. Мне просто грузинка очень понравилась, – грустно усмехнувшись, признался он, – вот я её и сфоткал.

На этот раз его откровенность далась Кате с таким трудом, что полностью обезоружила. Сашка, напротив, даже не думал отводить глаз и, судя по этому прямому взгляду, был полон решимости открыть все карты.

Это как раз и пугало Катю, заставляя искать способ, чтобы сменить тему. В голову не приходило ничего дельного. Перед глазами стоял тот тёплый и солнечный майский день, когда советская пионерия праздновала день рождения своей организации. По этому случаю на площади выстроили подмостки, и в числе других ребят из танцевального кружка Дома пионеров Катя участвовала в постановке «Пятнадцать республик пятнадцать сестёр», где она действительно танцевала грузинский танец. Сам танец она освоила сразу: по замыслу хореографа от неё требовалось встать на цыпочки и, кружась по сцене, делать плавные движения руками. Сложность представлял парик, выданный для создания образа. Тяжёлый, с двумя толстенными косами, он не подходил по размеру и ездил по голове во все стороны. Кроме того Катю совсем не украсил. Увидев себя в зеркале, она с трудом согласилась выйти на сцену. И, вероятно, вслед этим детским ощущениям отказывалась поверить в то, что мальчишка двенадцати лет – а им в ту пору было именно двенадцать – так проникся её красотой, что даже сфотографировал!

– Не помню, что это был за праздник? – не зная, что ещё придумать, спросила Катя и покраснела. Попытка умолчать больной вопрос была неуклюжей и провалилась с треском.

Сашка разочарованно махнул рукой и бросил поникшим голосом:

– Да фиг его знает!

И снова комната наполнилась той громкой тишиной, нарушить которую не так-то просто. Слова застревали в горле, как пули, не подходящие по калибру, а потом взрывались где-то внутри, рядом с сердцем. Оно бешено качало кровь, стучало в висках, ломало рёбра. Вряд ли для Кати было новостью, что она нравится своему бывшему однокласснику, но лишь здесь и сейчас она получила возможность понять, что это чувство гораздо серьёзнее, чем она привыкла думать. Привыкла! И о, ужас! – вряд ли по-настоящему и всерьёз задумывалась над тем, что кроется за всеми его поступками, включая эту беспримерную преданность. За девять месяцев в Минске и почти год после армии он пальцем не пошевелил, чтобы наладить личную жизнь!

Катя смотрела на Сашку, не отводя глаз, и попросту умирала от страха, что может потерять его как друга или – того хуже, испортить ему жизнь. Что сказать, когда сказать нечего! Она проглотила ком и выдохнула первое, что пришло на ум:

– Ты мне подаришь? – потом, в доказательство своих чувств, прижала находку к сердцу.

Сашка мотнул головой и, что-то обдумав, придал взгляду жёсткости.

– Нет! – категорично отрезал он и уже более мягко поправил себя. – Потом!

Не посмев ослушаться, Катя тотчас же протянула снимок обратно. Сашка забрал его и, глядя сквозь неё, скрыл у себя между ладонями. Каждый, кто был знаком с ним, знал эту особенность его пальцев, умеющих выгибаться в обратную сторону едва ли не под прямым углом. Сейчас он тоже сжал ладони и повторил этот фокус, но сам, казалось, находился совсем не здесь, иначе бы точно не стал пугать её этой своей отстранённостью. Хотя, уже неплохо зная своего друга, Катя могла сделать вывод, что, избегая смотреть на неё, он просто готовится сказать нечто необыкновенно важное.

Наконец во взгляде Сашки проступила решимость. Потом он упёрся глазами в дальний угол комнаты и неожиданно вернулся в прошлое.

– Кать, а ты помнишь, как нас Марина затащила к вам в класс? Ну, тогда, 1-го сентября? – Сашка умолк на мгновение и, переведя взгляд на Катю, сделал выражение глаз внимательным и серьёзным, казалось, изучал её и одновременно готовил к чему-то, гораздо более важному, чем эта странная находка в его архиве.