Любовь Рябикина - У каждого свой путь. Книга первая

Попыталась встать, но он остановил:

– Вам сейчас не стоит на эту ногу наступать.

– Мне уже пора домой. Забирайте селезня себе.

Он сходил, принес птицу и заодно ее корзинку с грибами. Внимательно разглядел селезня по дороге. Ранка была лишь одна. Сунул в ягдташ рядом со второй уткой. Ушакова повязала платок на голову. Встала с упавшего дерева и подхватила корзину, собираясь уйти. Отпускать незнакомку не хотелось, и парень предложил:

– Давайте, я донесу вас. Ведь ногу вы повредили из-за меня. – Маринка растерялась и не знала, что сказать. Он принял молчание за согласие. Забросил ружье на плечо и подхватил девушку вместе с корзинкой на руки. Попросил: – Не могли бы вы обхватить меня рукой за шею? Так будет легче и вам и мне.

Девушка послушно обняла незнакомца и почувствовала, как гулко ударило сердце, едва она увидела эти теплые карие глаза совсем близко. Темные, почти черные густые волосы вились крупными кольцами. И хотя они были аккуратно подстрижены, все равно непокорно топорщились на висках и затылке. Маринке неожиданно захотелось дотронуться до них, и она с трудом подавила в себе это желание. Смущенно опустила глаза, словно боясь, что он прочтет ее мысли. Оба молчали. Он нес ее метров двести. Потом усадил на обочине, чтобы передохнуть самому. Опустился рядом:

– Как вас зовут?

– Марина. А вас?

– Александр.

– Вы к кому-то в гости приехали?

– Нет. Я военный.

– Так вы рядом с нашей деревней на точке работаете?

– Верно.

– Почему я вас раньше не видела? Большинство офицеров уже примелькались. Иногда в магазин приходят.

– Я приехал неделю назад. Раньше на севере служил.

Он встал и хотел снова подхватить ее на руки, но она удержала его руку. Коснулась ладони. Отдернула, словно ожглась и покраснела:

– Я дойду, вы не беспокойтесь. Только бы палку подходящую найти.

Он возразил и улыбнулся:

– Мне не тяжело. Я бы вас и сразу мог донести, но мне поболтать охота. Вы легонькая совсем. Сколько вам лет? О, простите, у девушек этого не спрашивают.

Маринка ответила:

– Шестнадцать. В декабре семнадцать исполнится. А вам?

– Двадцать пять.

От нее не укрылось, что он произнес цифры со вздохом. Александр подхватил ее на руки и понес. Маринка уже без просьб обвила его шею рукой и искоса разглядывала лицо незнакомца: темные усы подковой свисали на подбородок, как у казака. Черные, блестящие брови, словно два лука уходили к вискам. Александр временами смотрел на нее и чуть грустно улыбался. Его руки были сильными и не дрожали, как у Лешки или Толяна. Он держал ее на руках уверенно. Александр внес Марину в деревню и спросил:

– Дальше куда прикажете унести?

Она смущенно рассмеялась:

– По улице до дома с красной крышей и выставленным в окошко нарисованным на бумажке кукишем.

Он удивился:

– Почему кукиш?

Девчонка смутилась:

– Я своим приятелям знак оставила, что меня дома нет.

Александр рассмеялся:

– Оригинальный знак! И много у вас приятелей?

– Трое.

– Наверное, все-таки приятельницы?

Она покачала головой:

– У меня никогда не было подруг, только друзья. Девчоночья жизнь скучна. А я и на охоту хожу, и на рыбалку, и мотоцикл с машиной вожу, да мало ли интересного вокруг! – Военный внимательно и серьезно слушал ее, едва не пронес мимо нужного дома. Маринка сама остановила его, рассмеявшись: – Заболтала я вас! Вот это и есть дом моих родителей. Не хотите зайти? Отец рад будет…

Он заторопился:

– Спасибо за приглашение. Как-нибудь в другой раз. В часть надо. Держите утку…

Он хотел положить селезня в корзинку, но она отмахнулась:

– Забирайте себе, я же сказала. У нас в чулане пять штук висит. Мы с отцом два дня назад настреляли.

– Тогда спасибо.

– Это вам спасибо, что не бросили в лесу.

– До свидания, Марина!

Она лишь кивнула в ответ. Маринке почему-то вдруг стало жалко, что лесная дорога уже позади и незнакомец уходит, но она не рискнула его задержать. Сидела на скамеечке у стены и смотрела вслед парню. Она все еще чувствовала его руки на спине и под коленями. На душе стало необычайно грустно. Прихрамывая, направилась в дом, но войти не успела. Сзади раздались торопливые шаги, и дрожащий голос Толика спросил:

– Кто это такой и почему он тебя нес?

– Я ногу в лодыжке вывихнула, а он вправил. Военный с точки.

– Странно, я его не знаю.

– Он неделю назад прибыл.

Маринка говорила с приятелем, а сама не спускала глаз с широкой спины вдалеке. По сердцу Белова словно огонь пронесся: ревность нашла тропинку в сердце. Он подошел ближе и сказал пренебрежительно:

– Военные не надежные друзья. Нынче здесь, завтра там.

Ушакова посмотрела на приятеля в удивлении:

– Что это ты вдруг на военных обрушился? Сам собираешься в бронетанковое поступать и на вот… – Она вгляделась в покрытое красными пятнами лицо Толика и рассмеялась: – Да ведь ты ревнуешь!

Он раздраженно буркнул, глядя ей в лицо светло-голубыми глазами:

– Вот еще придумала! Очень мне надо тебя к какому-то вояке ревновать. Он же взрослый уже. Наверняка жена и дети есть. Жаль, что у тебя нога болит, могли бы в кино сходить. Сегодня «Зиту и Гиту» привезли.

Сам не желая того, Толик ужалил Маринку в сердце. Она вдруг подумала: «А если Александр действительно женат? Хоть кольца и не было, но это ничего не меняет». На сердце стало тяжело. Стараясь скрыть свое состояние, ответила:

– Подумаю…

Индийские фильмы с некоторых пор стали слабостью Марины, и она старалась не пропускать ни одного. Красивые, яркие мелодрамы рассказывали о любви, которой она еще не знала. «Зита и Гита» был любимым фильмом. Парень попрощался:

– Я пошел. Если надумаешь, заходи!

Девушка проковыляла в дом и, усевшись на диване, принялась перетягивать больную лодыжку бинтом. Вошедшая мать едва не упала:

– Снова куда-то влипла? Что на этот раз случилось?

– Ногу вывихнула в лесу.

В кино Маринка все-таки пошла. Хотя приятелю ни слова не сказала. Весь вечер она видела перед собой лучистые карие глаза. Сидела за столом над учебниками, но не видела ни задач, ни упражнений. Смотрела в книгу и улыбалась. Мать дважды звала ее ужинать, но она не слышала. Елена Константиновна решила, что дочь решает что-то архисложное и заглянуть не решилась – Маринка ругалась, если мешали. Это ее нервировало и сбивало с мысли. А девушка думала о сильных руках военного и почему-то краснела. Кое-как сделав уроки, она выбралась на кухню. Наскоро перекусила и начала собираться. Отец спросил:

– Ты куда с больной ногой?

– В кино. Сегодня «Зита и Гита». Я потихоньку дойду.

Иван Николаевич попросил:

– Только осторожнее будь.

Маринка вышла на улицу. Постояла на крыльце. Подумала. Вызывать Толика не хотелось. Он снова начал бы говорить о предстоящем поступлении в танковое училище и спрашивать: станет ли она его ждать? Несмотря на то, что они дружили уже много лет, девушка не чувствовала к приятелю ничего, кроме дружбы. Ей не хотелось, чтоб он ее целовал или брал за руку. Когда Толик пытался перейти черту и стать с ней чуточку ближе, она становилась колючей, как еж и сердилась.