Станислав Малозёмов - Я твой день в октябре

– Тьфу, какой дурной ты! Девятнадцать лет, а юмор взрослый всё не доходит до тебя. Шучу я! Ладно. Куда ты сейчас? Дождик вон начался. На весь день, похоже. Мне-то в редакцию. Уже девять скоро. – Он вытер салфеткой пот со лба, выдавленный чайным кипятком, и пошел одеваться в рабочую корреспондентскую форму. В серый костюм из тонкой шерсти и белую рубаху под синий в крапинку галстук.

– Пойду к пацанам в наш старый край. Мне вообще там жить хочется. Чего мы сюда переехали? Вот эти девять домов вокруг – склепы натуральные. Женщинам в сумерках без сопровождения ходить боязно. Да и шпаны много почему-то. Вообще – уродливое место, – Лёха накинул поверх трико прозрачный синтетический плащ с капюшоном. – Организм сопротивляется здесь жить. В этом месте, говорят, давнишнее кладбище снесли. Степь тут начиналась. А в старом нашем краю – рай. И Тобол, речка любимая, такой вкусный воздух на те улицы несёт. Полезный, полный природных витаминов.

– Всё, блин, – отец тоже набросил точно такой же плащ-накидку. – К старому возврата нет. Я и сам не хотел уезжать оттуда. Но хватит уже печку углём топить, воду за триста метров по три раза в день из колодца таскать да грязь месить тамошнюю. Здесь и отопление паровое, вода в квартире, телефон скоро проведут. Телевизор вон, смотри как тут сигнал принимает! Опять же – балкон три метра в длину. Почти комната. Застеклим потом, батарею туда протянем и мама цветы будет разводить как в теплице. Нет. Сравнивать то захолустье с современной цивилизованной инфраструктурой – пустое дело.

И они разошлись. Николай Сергеевич пошел писать очередную правду народу, а Лёха – к друзьям дорогим, с которыми по малолетству вместе сопли на кулак мотал, потом взрослел стремительно и настырно в приключениях опасных, драках край на край и погонях за местными девчонками, которые на какое-то короткое время становились неповторимыми подарками судьбы. Он вырос, уехал на другой конец города, но каждый день бегал на родину, в свой район «Красный пахарь», где никто ничего не пахал уж сто лет, зато тополя росли, цепляя верхушками небо, пахла прибрежной травой и волной сладкой река, ездили на своих самодельных каталках дорогие и вечно пьяные инвалиды войны, ухитрившиеся выжить. Да ещё солнце отскакивало брызгами лучей от маленьких окон мазанок, землянок и магазина умершего купца Садчикова, на ступеньках которого было большим счастьем посидеть вчетвером, покурить и позаигрывать с ещё недавно бесформенными, а теперь фигуристыми грудастыми соседками, не сумевшими подавить в себе страсть к круглым карамелькам «Орион» и лимонаду «Крем-сода». Да, настоящая жизнь вместе с доброй памятью остались только здесь. На старом месте, где судьба нарисовалась, хорошо началась и ошалело понеслась пока ещё не понятно куда.

На подходе к месту встречи с друзьями, за километр примерно, сквозь дождь, довольно щедрый на миллионы мелких капель, просочился грязно-серый вонючий дым. Он, пришибленный острыми струями, жался к земле, огибая дома, деревья и людей, бегущих с зонтами на работу.

– Это что там? – крикнул Лёха безадресно. Много бежало к остановке людей. Слышно было всем.

– Дом горит на Ташкентской! – пропищала укрытая голубым зонтиком тётка с хозяйственной сумкой. – Я мимо еле пробежала, чуть не задохнулась. Весь дым к земле нагнуло.

– Это, Лёха, у Прибыловых хата загорелась, – сообщил из-под зонта прорезиненного голос Валерия Ивановича Куропатова. Он через три дома от погорельцев жил. – Я помогал выносить кое-что на улицу, но больше не могу. На работе вздрючат за опоздание.

Лёха побежал на Ташкентскую. Витька Прибылов, бывший одноклассник, жил в деревянном старом домишке с дедом. Бабушка умерла два года назад от туберкулёза, подхваченного из цементной пыли на комбинате железобетонных изделий. Отец с матерью пять лет назад летели в город на «кукурузнике» из Бурановского района. Со свадьбы дочери отцовского друга. Самолёт упал на посадочную полосу в Зарайске. Завалился на крыло и винтом прокрутил кругов десять по земле, разваливаясь на детали. Рассказывали знакомые Витькины. Знакомых – полгорода. Кто-то как раз был в аэропорту. Родителей Витька хоронил чисто символически. Тел не было. В гробы сложили куски одежды, вещи, Руку матери, которую опознали по перстню. Голову отца. Её отбросило метров за тридцать в траву возле полосы. С тех пор на остаток семьи Прибыловых беды накатывали как регулярные морские волны. Бабушка на работе, считай, погибла, Витьку порезали на танцплощадке в парке ни за что. Показалось двум идиотам, что он липнет к девчонке одного из них. Потом собаку, огромного волкодава, кто-то отравил. Кинул через штакетник кусок колбасы, вымоченный в разведенном дусте. Деда машина сбила, когда он дорогу из магазина переходил. Три месяца в хирургии пролежал. Сейчас ходит с костылём. Левую ногу не смогли в бедре восстановить.

– Это Господь проклятье наслал на вас, – убеждала Витьку соседка Лифанова.-

потому, что отец твой Сталина материл.

– Дура ты, Лифанова, – сопротивлялся Витька. – Проклятья колдуны, щаманы злые насылают. А Бог, наоборот, любит всех.

– А раз любит – чего вы все у смерти прямо под косой шастаете? – Лифанова плевала на землю в три стороны и уходила недовольная.

Но что-то с Прибыловыми всё одно было не так. Кто-то или что-то не давали жить спокойно. Это Лёха ясно понимал, но объяснить не мог даже себе.

Вокруг горящего дома бегало человек тридцать. Не меньше. Вёдрами таскали воду из колодца напротив и лили её вниз. Сверху дождь старался.

– У кого длинный шланг есть? – закричал подбежавший Лёха, продираясь голосом сквозь треск горящего дерева.

– У Димки Конюхова, – отозвался пробегающий с ведром Серёга Ильичев с соседней улицы.

– Конюхов, бляха! – заорал Лёха, сделав из ладоней рупор.

– Я тут! С Лебедевым диван тащу из хаты, – кашляя прохрипел Димка.

– Бросай на хрен диван, за шлангом беги.

Через десять минут Лёха уже насаживал конец шланга на носик водонапорной колонки, вкопанной метров за сорок от дома. На углу. Шланг оказался даже длиннее, чем надо было.

– Держи, чтобы он с колонки не соскочил.– Лёха толкнул Конюхова к колонке и, подхватив шланг на сгиб локтя, рванул к дому. – А теперь жми ручку вниз!

Напор был крутой, мощный. Окна и углы домика стали шипеть как сотни спутавшихся змей и тускнели, теряя огонь.

– Пожарных полчаса назад вызвали, – угрюмо крикнул Витька Прибылов. – Сразу как загорелось. Проводку замкнуло в сарае дождём. Крыша худая там.

Вот после этих слов его и выскочила из-за угла красная машина с лестницей над баком и пожарниками в брезентухах на подножках.

– Всё, мужики! – заорал старший пожарный. – Валите в сторону. Спасибо. Теперь мы сами. За водой на Тобол ездили. Извините, что припозднились.