Милена Миллинткевич - Басурманин. Крылья каарганов

Джамбулат поднялся:

– Излови и убей. Но сначала разузнай у них, кто послал и для чего.

– Всё исполню, господин! – склонился Таймас, и тенью выскользнул из шатра.

Выйдя следом, Джамбулат поглядел на удаляющегося кааргана и, оседлав коня, отправился на окраину.

***

Двери за Джамбулатом закрылись. Суюма тяжело вздохнула и медленно опустилась на подушки. Снаружи ещё гудел грозный голос брата, но мысли её, подхваченные колючим ветром, унеслись далеко.

Страх тугими путами скрутил тело: что стало с Джамбулатом? Суюма не узнавала его. В детстве она жила во дворце хорезмшаха. Братья любили её и исполняли все желания. Особенно Джамбулат. Она хорошо помнила, как однажды холодным днём воины пригнали с гор роскошный табун. Какая там была белоснежная кобыла! Суюма так просила отца подарить кызырак 20 20 Кызырак – молодая, не жеребившаяся кобыла. ей, но он не соглашался. И тогда Джамбулат пообещал его уговорить. Икенджи сомневался, что ему удастся убедить отца. Но брат слово сдержал. Утром, когда Суюма вышла прогуляться в сад, её ждал чудесный дар – белая кобыла с вплетённой в гриву золотой лентой и украшенным каменьями седлом. А когда пришло тепло, Суюма на подаренной ей белой лошади покинула дворец, отправившись в становище Каюм-хана. Джамбулат переживал, что не может проводить сестру к предречённому байэру 21 21 Байэр – муж. и обещал – однажды они вновь встретятся.

И Джамбулат сдержал слово. Они встретились. Только брат с тех пор переменился. В нём расцвели жестокость и коварство. Каждое слово, слетевшее с уст – пропитано ядом. Каждый взгляд жалил подобно змее. Движения резкие, будто удар острого клинка. А помыслы – чернее самой тёмной ночи.

Суюму затрясло, когда она вспомнила, какую судьбу уготовил Джамбулат Дамиру и его матери. Разве мог брат так поступить?

Нет, она не забыла ту боль, что причинил ей Дамир. Проснувшись утром и не найдя в шатре Агын, Суюма пошла к нему. Но взгляд Дамира был холоден, а речи остры:

«Забудь Агын. Ты вольна жить так, как пожелаешь».

После тех слов, Суюма до вечерней зори металась по становищу. Никто не мог сказать, куда подевалась Агын. Никто не видел предречённую куатан 22 22 Куатан – невеста. хана. Когда же Суюма спросила о ней Негудера, он лишь отвёл взор:

«Воля хана для меня закон!»

В тот миг Суюма поняла, красавицы Агын больше нет.

Вскочив с подушек, Суюма оглядела комнату, надеясь увидеть забытый Тамачой кинжал или саблю. Но в этот раз нерасторопный прислужник прихватил оружие с собой. Суюма сжала кулаки. Злость на Дамира переполняла её. И хотя ненависть к Маре была столь же сильна, горькой участи видеть растерзанное тело сына, она ей не желала.

В котле паровало пряное варево, наполняя комнату терпким запахом. Суюма бросилась к очагу, налила в небольшой кувшин пахучей жижи и достала из-за пазухи тряпицу. Негнущиеся пальцы дрожали, словно их сковало лютым холодом. Оглядываясь на двери и вслушиваясь в тишину, Суюма развязала узелок, взяла щепоть порошку и всыпала в кувшин. Подумав, набрала ещё, добавила в питьё и легонько встряхнула. Она долго стояла у дверей комнаты, не решаясь войти, пока снаружи не раздался стук и тихое конское ржание. Суюма вздрогнула и прижала к груди кувшин. Неужели вернулся Джамбулат? Но в мазанку так никто и не вошёл. Понимая, что медлить нельзя, Суюма отодвинула засов.

Мара сидела на подушках и глядела в пустоту. Сколько песка ветром унесло, сколько раз белым, студёным саваном землю накрыло, а Джамбулат всё о том же твердит. И как узнал, что она жива?

Стукнули запоры. Двери раскрылись и вошла Суюма. Прижимая двумя руками к груди кувшин, она переступила порог и остановилась, не решаясь приблизиться. Они смотрели друг на друга и молчали. Но по растерянному взгляду Суюмы Мара всё поняла. Поднявшись с подушек, она подошла к ней и заглянула в глаза:

– Ты хочешь моей погибели. Я знаю.

– Да. Хочу.

Голос Суюмы дрогнул. Она ещё крепче прижала к себе кувшин.

– Когда хан Дамир привез тебя в становище, я поняла кто ты, хоть и минуло не одно лето с тех пор, как мы встретились в Хорезме. Ни на кого он не смотрел с таким теплом во взоре. В глазах Дамира вспыхивал огонь, когда он думал, что ты этого не видишь. Даже на мою красавицу Агын так не смотрел… – Суюма запнулась. – Она должна была стать куатан-хан 23 23 Куатан-хан – жена, старшая женщина в семье. , а Дамир… он отдал её табунщикам на расправу.

– Дамир не был жесток с теми, кто ему предан, – Мара отвернулась и отошла вглубь комнаты. – Явуз-хан учил его ценить верность, надёжность и отвагу, чтить духов, быть достойным рода. Но, когда в становище обосновалась Агын, то потребовала, чтобы её, будущую куатан-хан, чтили наравне с духами. Тихая и скромная, она стала мстительной и жестокой. Это обернулось для Дамира карой за то, что он её спас. Не успеет мой сын пригнать полонян, а она уже прознала, сколько там мастеровых, в каких летах мальчики для продажи Тай Чу и где в анбарах 24 24 Анбар – у степняков сарай для скота и хозяйственной утвари. прячут девиц. Агын злилась, когда Дамир брал одну из них в шатёр. Кричала, что не потерпит рядом с ханом нарсугур 25 25 Нарсугур – наложница. . А наутро… В дальнем ли анбаре или в шатре на окраине становища, мы находили пленниц с перерезанным горлом. Агын погубила их всех. Разве не так? Я спрашивала тебя, а ты твердила, мол, она всю ночь спала и в том, что случилось с рабынями, её вины нет. Но от меня вам правды не укрыть. Мне было ведомо, что Агын добавляла в питьё пленниц сонные травы, а когда те засыпали, расправлялась с ними. И ладно бы только девицы. Она питала злобу даже к княжичу русичей…

– Княжне, – перебила её Суюма. Горькая ухмылка тронула сухие губы.

Мара повернулась.

– Что? О чём ты говоришь?

– О рязанской княжне, Магрура. Я знаю, что Дамир пленил знатную девицу. Едва не потерял! Но ты её выходила. И с той поры твой сын Агын в шатёр не призывал. Променял дочь хана на княжескую дочь.

Суюма больше не сдерживалась. Она почти кричала, приближаясь всё ближе и ближе.

– Агын желала погубить княжича много раз, – твердила Мара.

– Очень желала, но не смогла. А твой сын… – Суюма подавилась навернувшимися слезами и прокричала ей в лицо. – Дамир не раздумывая, расправился со своей куатан.

– Агын превратила жизнь моего сына в пытку. Она сделала его жестоким.

Мара остановилась посреди комнаты и прижалась спиной к столбу. Суюма стояла прямо перед ней. В глазах полыхал огонь ненависти. С силой сжимая в руках кувшин, она разглядывала Мару. Её губы кривились злобной ухмылкой и подрагивали. Но пламя как вспыхнуло в глазах, так и погасло. Суюма отвернулась и направилась к выходу. У самых дверей она остановилась.