Светлана Ривера - Холодное дыхание осени

Почти сразу после сделки с драгоценностями, Анатолий решил сделать что-то приятное жене. Он все дни ходил, светился от радости и гордости, наивно трактуя поведение жены как готовность все отдать и бросить ради их общего блага, блага их семьи. Он решил, что их столь часто непростые отношения – это такая часть жизни, с которой просто стоит примириться, а в целом у них все хорошо. У них крепкая и красивая семья, растет здоровый сын, радующий своими маленькими успехами, есть их опора в виде бизнеса, в обществе их хорошо принимают и постоянно куда-то приглашают, поэтому Анатолий расслабился и решил, что в целом все идет как надо. А соглашение, подписанное с женой, он серьезно не воспринимал, представляя это как какую-то блажь со стороны жены. Стараясь загладить как-то вину перед Георгиной, он решил с первого дохода в этом месяце купить не драгоценность, а найти приглашение на тот самый показ мод, на котором очень хотела побывать Георгина. И он нашел, купил билеты на самолет и решил устроить такой мини отдых для жены.

Вечером он вручил билеты жене, уже заранее довольный. Он думал, что этими билетами он враз компенсирует жене все причиненные ей страдания и неудобства вынужденной продажей ее драгоценностей, все еще не понимая истинную цену для себя самого этой продажи, цену своей свободы. Георгина вполне благосклонно отнеслась к подарку мужа, но никаких сильных эмоций и взрыва радости, так ожидаемого Анатолием…

Он ждал день, ждал второй, на третий он не выдержал. Поедая с утра яичницу, приготовленную их помощницей по хозяйству, он все-таки спросил Георгину:

– Я не понимаю, дорогая! Ты так спокойно или я бы даже сказал прохладно отнеслась к моему подарку, когда только месяц назад ты просто мечтала об этом, не сильно надеясь туда попасть, ведь у нас совсем не было денег!

Помощница тихо и незаметно удалилась на кухню, она привыкла к ссорам ее нанимателей, но старалась не вникать в суть их разборок. Римма была злой и склочной женщиной, но очень умело это скрывала перед своими нанимателями, при них она была мила, улыбчива и крайне услужлива. Она очень пришлась по нраву Георгине, которая уже не представляла, чтобы она делала без такой помощницы.

Георгина даже не подняла взгляда от журнала, продолжая пить кофе.

– Я что-то не пойму тебя! Я так старался найти эти билеты, компенсировать тебе все то, что ты потеряла, а ты… ты просто неблагодарная…

Тут уж Георгина подняла взгляд и тут же пригвоздила им бедного Анатолия:

– Компенсировать мне мои драгоценности этими жалкими билетиками? Этими несчастными фантиками?! Можешь отдать их своей любовнице, кто там у тебя очередная по счету, а? А мои драгоценности ты, дорогой, уже компенсировал, одним таким очень невыгодным для тебя соглашением.

Анатолий просто потерял дар речи.

– Можешь и не надеяться, что я как глупая провинциальная девчонка обрадуюсь каким-то билетикам в Париж и забуду тебе все, и мои украшения и наше соглашение! Хотел меня обмануть, думал я сейчас расчувствуюсь и сразу все забуду! Нет, мой дорогой! Назад дороги нет, да ты и сам все прекрасно знаешь!

И она удовлетворенно замолчала, выплеснув весь свой яд. Комната потемнела для Анатолия, рука, державшая вилку в руках, замерла, так и не донеся кусочек завтрака до рта. Так он и сидел, потерянный, потерявший аппетит не только к завтраку, но и к жизни. Каждым словом она отравляла его, его душу, его несмелые шаги к чему-то доброму, к доброму принятию жены, друг друга, отравляя его злостью, замораживая все те небольшие проблески любви между ними. Наверное, именно в этот момент, те чувства, которые между ними еще теплились, полностью угасли, умерли и унеслись пеплом, укрывая их сердца черной вуалью ненависти, предавая забвению искренность.

Анатолий в этот вечер не вернулся домой, оставшись кутить с очередной любовницей до утра в гостинице. Он ничего не получал от этих связей, просто пытался забыться в них, забыть себя, забыть ту девушку, которая так ловко и умела очаровала его когда-то своею нежностью, своею утонченностью, своею светскостью… Где теперь она была…

*****

Совместный ужин с родителями Ивана накануне прошел в целом терпимо для самой Миры, хоть она и почувствовала возникшее напряжение со стороны матери Ивана, но та была скорее разоружена, никаких едких фраз и обычных пикировок между ними…

Мира приняла предложение Ивана, но с некоторой толикой чувства вины, не ощущая по-настоящему радости от этого события. Она скорее понимала умом, что должна чувствовать, раскладывая мысленно по полочкам, что любит Ивана, что они уже давно знают друг друга и проверили уже свои чувства, что он просто идеально правильно и красиво сделал предложение, не скрывая от родителей, стараясь по всем канонам сделать «правильное» предложение.

Но что-то ее смущало, ощущение, что она что-то упускала, что ее утягивало в водоворот событий. Ей казалось, что если она выйдет замуж за Ивана, то лишится себя, той части себя, которую она сама до конца не знала, но не хотела потерять. Как будто кто-то или что-то разделил ее надвое, и одна часть ее тянулась к Ивану, искренно и самоотверженно, а другая часть ее молчала…

«Что не так?» – мысленно спрашивала она себя потом, когда они мчались по ночной Москве с Иваном. Он как всегда гнал на большой скорости, давая ей забыться в движении. Словно в ответ на ее мысли пришло сообщение от Ксюхи, которой она успела написать о предложении Ивана:

«Сбрендила что ль? Мира, что не так опять?»…

Мира так и не смогла ответить ни подруге, ни себе на этот вопрос. Что она прячет от самой себя… Где-то внутри шевельнулась мысль, что ей одиноко… Что Ивану есть с кем поделиться этой новостью, этим событием, разделить его с самыми близкими – с родителями, а ей – нет. Она давно привыкла отбрасывать такие непрошенные мысли, все время упираясь грудью в глухую стену боли, которую она не хотела снова испытывать. Ей лучше было не думать об этом, не вспоминать…

Дома они забылись в чувственной страсти, отдаваясь друг другу до конца. Мир на время остановился, оставляя любящих людей наедине друг с другом.

С утра, Мира с Иваном валялись на кровати и наслаждались выходными, совместным ленивым времяпрепровождением и просто друг другом.

– Ми-и-ира! Сегодня завтрак с тебя, помнишь?

– Вот еще, с чего бы это?

– Ты вчера проиграла в Бери и помни!

Мира только лениво перекатилась на другой бок, сладко поджав ноги к себе, не слишком торопясь припоминать свой завтрак. Нежится до обеда в кровати в выходной день было самым любимым занятием у нее.

– Не-е-ет, только не притворяйся, что ты ничего не помнишь, завтрак сегодня с тебя и точка!

– Пф-ф-ф-ф, кто вообще придумал эту дурацкую игру в косточку? – недовольно надув губы как ребенок, сказала Мира, – Я против того, чтобы к этому относится серьезно!