Владимир Великий - Исповедь изгоя

– Егор Николаевич! Я хочу Вас пригласить на танец…

Чурсин невольно отпрянул в сторону и несколько опешил. Перед ним стояла Миронова. Она была одета в спортивный костюм голубого цвета, который очень плотно облегал ее фигуру. На какой-то миг он залюбовался фигурой и красотой молодой девушки. Эту красоту не могла даже затмить ночная мгла, которая то и дело пронизывалась различными лучами цветомузыки. Комиссар несколько мгновений молчал, затем почти машинально ответил:

– Товарищ Миронова, мне сейчас не до танцев… Извините…

Затем, строго взглянув на студентку, он быстро отошел в сторону и направился в спальное помещение. Он хотел немного отдохнуть. Через час он вновь появился на тацплощадке. Она была почти пустой, лишь две молодые пары лениво двигались в ритме музыки. Мироновой среди них не было, что в какой-то мере его обрадовало. Честно говоря, он не хотел попадать в какие-либо переплеты со студентами, не говоря уже о каких-либо танцах с одной из самых красивых студенток-малолеток. Он облегченно вздохнул и вновь направился в свою комнату.

Сон, к его удивлению, не шел. Не спалось ему, без всякого сомнения, только из-за Мироновой. Природная красота девушки, ее детская наивность все больше и больше ему импонировали. Он до мельчайших подробностей воспроизводил в своей памяти все моменты ее поведения. Каких-либо подвохов со стороны студентки он не находил. На свои же ответные действия по отношению к ней, он злился. Его надежда на то, что она пригласит его потанцевать на очередной дискотеке, не оправдалась. Оксана больше вообще не появлялась на площадке. Ее неординарное поведение вызвало у комиссара множество мыслей и предположений. Иногда он хотел пригласить ее к себе на собеседование, как он часто делал с нарушителями трудовой дисциплины. Хотел, но не делал. Не делал по очень простой причине. Он прекрасно знал, что среди студентов и преподавателей есть «активисты», которые незамедлительно сообщат руководству института о прелюбодеяниях холостого историка и молодой студентки. Даже если оных и не будет…

Очередная возможность пофлиртовать со студенткой Мироновой представилась Чурсину через месяц, после окончания сельхозработ. Девушка оказалась в составе группы студентов технологического факультета, в которой он вел семинарские занятия. Он и сам, не зная почему, этому неслыханно обрадовался. Скорее всего, предыдущая работа на износ требовала разрядки. Особенно после защиты диссертации. Раньше у него свободного времени, как такового, которое необходимо для любого человека, не было. Оно уходило на написание диссертации и сдачу кандидатских экзаменов. Год защиты был для него наиболее тяжелым. Много нервов забрала подготовка к защите диссертации и сам ее процесс. Одних только справок, характеристик и отзывов он насчитал около 80 штук. Вся эта бюрократическая писанина требовала от нищего ассистента и денег, которых у него страшно не хватало. Без помощи отца ему пришлось бы очень туго.

Подрывали его нервную систему и партийные поручения. Партийный монстр давил на него без всякого сожаления. Чурсин, как коммунист не мог их ни выполнять. Он был здоров и молод, умен и страшно работоспособный. Партийный комитет «кооператива» дифференцированно подходил к выбору партийных поручений. Седовласые коллеги по кафедре, как правило, политику родной Коммунистической партии проводили на местах: в самом институте или в городе.

Чурсин же в прямом смысле осваивал сибирскую глубинку. Его посылали в самые отдаленные деревни, в которых не было ни только каких-либо гостиниц, но и настоящей пресной воды. Одна из страниц дискомфорта ему запомнилась на всю жизнь. В деревню Богодуховку он приехал поздно вечером, хотя его лекция планировалась на обеденный перерыв. Из-за сильного дождя лектора не забрали из соседней деревни. Чурсин проспал ночь в конторе на раскладушке, которую ему принес из дома управляющий. Рано утром его пригласили перекусить в столовую. Он был страшно голоден и поэтому очень быстро расправился с довольно большим куском мяса и макаронами. Официантка вскоре принесла стакан компота, который почему-то издавал неприятный запах. Чурсин настороженно поднес стакан ко рту и сделал маленький глоток. Затем отставил компот в сторону и вопросительно посмотрел на женщину. Она в ответ мило улыбнулась и спокойно произнесла:

– Молодой человек, не переживайте… Это вчера наши деревенские ребятишки бросили дохлую собаку в колодец… Сегодня наш управляющий еще засветло пытался ее вытащить…

Лектор в ответ ничего не произнес. Он стремительно приподнялся со стула и ринулся вон. Затем заложил два пальца в рот и опустошил свой желудок. Чурсин читал лекции еще два дня. Приглашения покушать он решительно отвергал, говорил, что сыт. Питался он исключительно покупными продуктами, что имелись в сельских магазинах. Разносола не было. Килька в томатном сосусе, которую он страшно не любил, да сухие пряники в основе своей составляли съестное меню посланника областного комитета партии.

В конце сентября ученый совет кооперативного института объявил конкурс на замещение вакантной должности преподавателя кафедры истории КПСС. Чурсин успешно его прошел.

Занятия у первокурсников начались в конце октября. Через неделю сотрудники и студенты «кооператива» узнали, что историку Чурсину Егору Николаевичу Высшая Аттестационная Комиссия при Совете Минстров СССР присвоила ученую степень кандидата исторических наук. Об этом написали не только на доске объявлений, но и в многотиражной газете. Чурсин ходил по институту очень довольный, часто улыбался. Он то и дело принимал поздравления от своих коллег и студентов.

Поздравила его и Оксана Миронова. Поздравила при необычных обстоятельствах. Чурсин после работы всегда покупал хлеб в небольшой булочной, которая находилась в трех десятках метров от института. Он сразу же заметил в небольшой очереди красивую девушку, стоящую перед кассой. Какая-то неведомая сила вытолкнула его из очереди, и он, словно на крыльях, рванулся к молодой покупательнице, которая ложила свой хлеб в небольшую сумочку. Увидев своего преподавателя, студентка слегка покраснела и протянула ему руку. Затем с улыбкой сказала:

– Егор Николаевич, наступила и моя очередь для поздравлений… – На миг она замолкла, словно подбирала нужные слова для более теплого поздравления своего наставника. – Потом сквозь набегающие слезы добавила. – Простите меня, Егор Николаевич, простите…

От неожиданности Чурсин замер. Он все еще не мог понять причину нервного расстройства своей студентки. Этим и воспользовалась Миронова. Она выбежала из булочной и в миг растворилась в многоликой толпе. Ночью Чурсину снились сплошные кошмары. Он часто просыпался и открывал окно. Свежий воздух этой ночью почему-то не способствовал новоиспеченному кандидату наук ни притоку умных мыслей, ни хорошему сну. Только утром он окончательно успокоился, когда посмотрел свой план работы. Через день в группе, где училась студентка Миронова, он проводил семинарские занятия. Он почему-то с тревогой ожидал этих занятий. Эта тревога у него удесятерилась, когда он, зачитав фамилию студентки, не увидел ее на своем месте. Никто из группы не знал причину ее отсутствия. Чурсин рванулся в деканат технологического факультета. Заместитель декана, увидев возбужденную физиономию историка, принялся его успокаивать: