Андрей Ромм - Все поправимо, если любишь

В первый раз Рома спросил об отце в четыре года. Елена ответила, что папа живет далеко, что он очень занят и не может к ним приехать. В сущности, сказала правду, потому что так оно и было. Рома удовлетворился ответом. Спустя три года вопрос прозвучал снова. Поскольку ребенку было уже семь лет и он начинал понимать, что к чему, отделаться одной фразой не получилось. Пришлось рассказать подробности, разумеется, в сильно смягченном виде. Сначала мы с папой дружили, а потом поссорились, да так сильно, что расстались. Теперь у папы своя жизнь, а у нас с тобой своя. Как-то так. Рома не расстроился, да и какой смысл расстраиваться, если он ни разу в жизни не видел своего отца? Только спросил, кто папа по профессии. Узнав, что педагог, поскучнел (не иначе как представлял отца на более героическом поприще) и больше вопросов не задавал.

Елена очень радовалась тому, что в Рогачевске никто не знал подробностей ее неудачного романа со Станиславом и потому не может рассказать их Роме. Зачем ребенку знать о том, что родной отец настойчиво советовал его матери избавиться от него? Подробности знала только мать, но та, оберегая «семейную честь» (вот уж понятие из средневековой Италии!), держала язык за зубами. Мать вообще не любила делиться сокровенным с окружающими, даже в близком кругу подруг рассказывала только то, что считала возможным предать огласке. Невероятно, но ей удавалось на протяжении многих лет скрывать свой роман с заместителем директора энергетического колледжа Борисом Савельевичем Тертычным. Скрывать ото всех, в том числе и от детей. Это в Рогачевске-то, где о каждом чихе немедленно становится известно всему городу.

Елена узнала о романе матери только после ее смерти. Сначала удивилась тому, как горько рыдал во время похорон совершенно посторонний человек, а когда услышала проникновенный, можно сказать – родственный тост на поминках, то что-то заподозрила. Тертычный уходил с поминок последним. Попрощавшись, вернулся с порога и, глядя на стоявший у окна портрет матери, рассказал, что они много лет были близки и он несколько раз предлагал матери пожениться, но она отказывалась. А встречались они в Твери, подальше от любопытных глаз. На такой конспирации настаивала мать. Конспирацию она соблюдала и после инфаркта. Разрешала Борису Савельевичу навещать себя только в отсутствие дочери и внука, причем просила приходить огородами, через заднюю калитку. Елена едва сдержала улыбку, представив себе, как солидный, представительный Борис Савельевич крадется огородами к ним домой, щуря близорукие глаза. Именно крадется, это по улицам ходят, а огородами можно только красться. Она так и не поняла, зачем матери понадобилось скрывать свой роман с Борисом Савельевичем, ведь никто бы в городе, за исключением самых безмозглых сплетников, не стал осуждать вдову за связь с холостым мужчиной. Однако же вот скрывала.

Елена свои романы скрывать не считала нужным. С женатыми мужчинами она принципиально дел не имела, а в отношениях незамужней женщины и неженатого мужчины ничего постыдного не видела. Дело житейское, обыкновенное и смотреть на него надо без ханжества. С другой стороны, она была не директором школы, как мама, а всего лишь владелицей кафе. Ей не надо было соответствовать эталону, ей бы никто не сказал: «Вот вы наших детей воспитываете, а сами…» Директор школы в маленьком городке – это не просто должность, это нечто большее, светлый образ, человек, который должен быть примером для всех на долгие годы.

Что бы сказала мама, узнав, что ее внук убил человека? Пусть без намерения, по неосторожности, но все-таки убил.

Впервые в жизни Елена подумала: как хорошо, что мама не дожила до сегодняшнего дня. Подумала и совершенно не ужаснулась своим мыслям.

Адвокатов в городе было немного, по пальцам можно пересчитать. Юрий Попыльков считался лучшим, и к тому же когда-то они учились в одном классе, поэтому Елена остановила свой выбор на нем.

– На ловца и зверь бежит! – воскликнул Попыльков, выходя из-за стола навстречу Елене. – А я, признаться, сам к тебе собирался заглянуть сегодня. Только пока не решил куда, домой или на работу.

Когда-то Попыльков был худеньким большеглазым мальчиком-одуванчиком с торчащими во все стороны вихрами. Начав адвокатскую практику, он с каждым годом набирал вес не только в переносном, но и в прямом смысле, и лысел. Одуванчик превратился в кабанчика, даже глаза жиром заплыли. «Как же время меняет людей», – подумала Елена и покосилась на свое отражение в стеклянной дверце книжного шкафа. Нет, она, кажется, не сильно изменилась. Во всяком случае, вширь не расплылась. Вдруг стало стыдно – о чем она думает, когда у нее такая беда? Елена нервно передернула плечами. Слова Попылькова ее не удивили, подумала, что, узнав о ее беде, адвокат решил предложить ей свои услуги первым, пока она не обратилась к кому-то из конкурентов.

– Присаживайся. – Попыльков указал рукой на одно из двух кресел, стоящих в углу и разделенных низким стеклянным столиком. – Чаю? Кофе? А то, может, коньячку?

– Спасибо, ничего не надо, – сказала Елена и села в кресло.

Попыльков уселся в другое, поерзал, устраиваясь поудобнее, подпер щеку пухлой ладонью и выжидающе посмотрел на Елену.

– Ты уже, наверное, знаешь… – начала она.

– Знаю, – кивнул Попыльков. – Я все знаю, кроме дня собственной смерти. Ты правильно сделала, что пришла ко мне. Я уже второй день собираюсь с тобой встретиться, но все никак…

– Второй день? – удивилась Елена, потому что эта беда случилась только вчера – как Попыльков мог знать о ней заранее?

– Ну да, – кивнул Попыльков. – С учетом моей квалификации и нашего с тобой давнего знакомства меня попросили убедить тебя образумиться и начать трезво оценивать ситуацию.

– Так ты об этом, – догадалась Елена. – И кто же тебя попросил, Юра?

– Люди, которым мешает твое кафе, – ушел от прямого ответа Попыльков. – Ты пойми, лично против тебя никто ничего не имеет. Это просто бизнес, конфликт интересов. Тебе в свое время повезло заключить договор аренды на сорок девять лет, это так. Но сейчас ситуация изменилась. Городские власти продали здание, и у новых владельцев есть свои планы. Там будет элитный отель со своим рестораном. Согласись, что люди, заплатившие деньги за дом, имеют право пользоваться им по своему усмотрению. Логично же?

– У меня договор, – нахмурилась Елена. – И когда они покупали дом, они знали условия его продажи.

– Условия! – поморщился Попыльков. – Условия – это шаблон, проформа. Положено так, вот так и делают. Лен, ты же десять лет просидела на этом месте, давно отбила все стартовые расходы, набралась опыта и вообще… Какой смысл тебе упираться рогом? Уже дошло до того, что инфекцию в твоем кафе нашли…