Максим Друзь - Три узды

* * *

Я решил, что раз уж меня занесла нелегкая на работу, то имеет смысл доделать некоторые не слишком обязательные, но раздражающие своей незавершенностью дела, хвосты по которым тянулись за мной чуть ли не с самого июня. Прогулявшись через парк, я зашел в свой корпус, кивнул вахтеру и поднялся в кабинет. Там я сразу же распахнул дверь и окна пошире: за те месяцы, что я манкировал своими служебными обязанностями, воздух в комнате изрядно застоялся.

Но вместо того, чтобы заняться нужной тягомотиной, я полез в самый дальний ящик стола и выудил из-под пожухших документов пачку фотографий. Это был реликт еще той эпохи, когда фотографии печатали на настоящей бумаге, а сам я кочевал по съемным квартирам, ночуя иногда на работе – так они и осели здесь во время очередного переезда. По разным причинам мне не хотелось хранить их дома – в основном из-за того, что на них была запечатлена жизнь, которая, казалось, уже не имеет ко мне отношения. Не то, чтобы плохая или хорошая (хотя непонятно, чего было больше), а просто другая жизнь другого человека. Я даже думаю, что безбашенные люди, застывшие на этих весёлых картинках, почувствовали бы себя не в своей тарелке, помести я их в свой нынешний дом – тихий, практичный, эргономичный и еще черт знает как умно устроенный. А тут, в ящике, открываемом раз в два года, им самое место.

В этот раз я не стал методично просматривать одну изображение за другим, как делал иногда в минуты меланхолии, а распотрошил всю пачку и быстро нашел нужную карточку. Вот она. Или не она? То есть на фотографии-то, конечно – она, но этот ли самый призрак решил почтить присутствием мою лекцию?

Ну-ка, попробуем утереть романтическую слюну и произвести беспристрастную экспертизу. В смысле, сравнение. У девушки на фотографии лицо круглое, бледное – довольно миловидное, но, откровенно скажем, не более чем. Похоже на сегодняшнюю незнакомку? Издали – безусловно. Далее: голубовато-серые, неяркие в общем глаза, которые в окружении рыжих ресниц и бровей смотрятся несколько коровьими (ну ладно, выразимся более тактично – русалочьими) – что насчет них? Черт его знает, не разглядел. Рот слишком маленький, как у героинь азиатских комиксов (помню, как с любопытством ждал нашего первого обеда, чтобы посмотреть, как она собирается просовывать в него столовую ложку) – тоже не разглядел. Очень светлые, порядком растрепанные волосы – да, те самые, хотя сейчас были аккуратные патриархальные косы. В целом – вынес я вердикт – весьма похожа. Проблема в том, что таких простых, чухонских физиономий в нашей нечерноземной полосе миллион – слишком уж активно заселяли ими Сибирь во времена многочисленных политических пертурбаций. Сегодняшняя карикатурная незнакомка выбила меня из колеи не обыденной внешностью, а трогательной, как у мягкой игрушки, неуклюжестью, модуляциями по-детски ломкого голоса, и прочей памятной чепухой. И все же, теперь я, присмотревшись, ясно понимал, что эта – не та. Если бы не комичная фамилия, мне бы и в голову не пришло их сопоставлять. Так что выкинуть из головы и забыть.

И все-таки… Я тяжело выбрался из кресла и подошел к окну, чтобы разглядеть карточку получше. Похожа, чертовски похожа. А вот этот маленький шрам на виске – был ли он у этой, новой?.. Я вертел фотографию на свету, напрягая память – но расплывчатые воспоминания накладывались на не менее расплывчатое изображение, и я совсем запутался.

– Что это у тебя? – раздался сзади веселый голос.

– Нина! – от неожиданности я подпрыгнул.

– Испугался? – улыбалась она. – Иду я с одной работы на другую, дай, думаю, зайду, порадую мужа, раз дверь не заперта… У меня хорошие новости.

Она цапнула карточку из моих рук и, приподняв очки, стала ее разглядывать.

– Откуда ты это взял? – спросила она с удивлением.

– Да так… Не поверишь, нашел в старых бумажках.

– Бедная Ася! – вздохнула Нина, и я вновь вздрогнул – от того, что услышал, наконец, то имя, которое давным-давно запретил себе произносить. – Жалко ее, да?

– Да уж, – буркнул я.

– Так это все нелепо произошло… Глупо, когда человек умирает совсем бессмысленно, правда?

– Не понимаю, – сердито сказал я.

– Ну как же. Молодым можно погибнуть от болезни, или на войне, или, допустим, полез кого-то спасать и сам загнулся. Это все грустно, конечно, но все равно в этом есть какая-то логика событий, какая-то мотивация, понимаешь? Нет осадка несправедливости. А вот так, по слепой случайности, из-за того, что какой-то дятел просто не успел нажать на тормоз… Да прости господи, если бы её даже специально убили – в этом все равно было бы больше смысла. Понимаешь?

– Странно такое слышать… По-твоему, было бы лучше, если бы ее убили?

– Да нет, конечно. Но в этом случае был хотя бы тот, кому можно отомстить…

Я с изумлением посмотрел на нее, но она уже отвернулась к столу и бросила на него фотографию. Увидела остальные, взяла одну.

– Ого, у тебя тут целая галерея! Смотри-ка, а вот тут мы все вместе! – рассмеялась она.

Я нехотя заглянул ей через плечо. На фотокарточке был я – в бабочке (о Боже!), восседающий, надменно и независимо задрав нос, за столом, уставленным бутылками; была смеющаяся Ася, плюхнувшаяся крепким задом на столешницу и болтающая ногой в вязаном чулке; была Нина – еще совсем девчонка, вусмерть накрашенная, радостно орущая что-то кому-то за кадром; и были еще какие-то гранд-дамы, имен которых я теперь и не вспомню, с надувными шариками в руках. Будни нашей старой лаборатории, впоследствии благополучно разогнанной. Точнее, не будни, конечно, а праздники – фотография явно с какого-то протокольного события типа 8 Марта, будь он неладен… Удивительно, как мне тогда удалось собрать под одной вывеской этих прожжённых гистологических матрон, синих от папиросного дыма и паров гематоксилина 2 2 Краситель для микроскопического окрашивания. , и вместе с ними – сопливых гуманитарных дипломниц. Это был проходной антропологический проект, совершенно бессмысленный для мировой науки, но достойный финансирования с точки зрения начальства (состоящего, судя по всему, сплошь из латентных расистов) – а мне в те времена было по барабану, чем заниматься, лишь бы быть главным…

– Помнишь, как мы с тобой от всех прятались? – сказала Нина, отыскав мою руку. – Страшно боялись, что эти грымзы узнают. Особенно когда нас чуть не застукали прямо на столе в деканате… Страшно неудобный был стол, доложу тебе. У меня потом неделю синяки сходили… Смешно сейчас об этом вспоминать, да?

– Обхохочешься, – вздохнул я, а сам мысленно прибавил: если бы только грымзы.

– А откуда это все у тебя? Я и не думала, что такая фотографическая древность способна дожить до нашей эры.