Анна Ледовская - Пряный аромат угрозы

– Неужели? Значит, до меня все было прекрасно?

– Да, представь себе! Из-за тебя я потеряла работу, получила «волчий билет». Из-за тебя была вынуждена уехать из своей страны, потому что из-за тебя – или, может, благодаря тебе – никогда не смогу наладить там свою жизнь.

– Можно подумать, ты бы сделала там блестящую карьеру!

– Из-за тебя я была вынуждена расстаться со своими родными и переругалась с друзьями.

– Велика потеря…

– Да, велика! Хотя тебе, может, и не понять. Кроме Дидье, тебя никто не может вытерпеть. А у меня были настоящие друзья, не лицемеры и не прихлебатели, и мне пришлось их всех бросить.

– Да, вместе с безутешным любовничком в придачу.

Я нащупала что-то стеклянное позади себя на кофейном столике. Моя рука уже сомкнулась вокруг этого предмета, готовая запустить его в человека, который сейчас стоял напротив и невозмутимо смотрел на меня, изрыгая мерзости. Но что-то остановило меня. Наверно, я вспомнила, что я его жена.

– Замолчи!..

– С удовольствием. Если бы ты не начала этот бредовый разговор, ничего бы не было.

– Ненавижу… за то, что ты сделал с моей жизнью. Может, ты, конечно, считаешь, что ни при чем. Твое дело. Но мы оба знаем, что это так. Я не хотела тебя ни в чем винить. Даже тогда, в Москве, когда Фридман указал мне на дверь, я могла бы… Но я не стала. Вместо этого я все бросила и поехала с тобой. Ты, конечно, можешь цинично заметить, что у меня был небольшой выбор. Может, и так, но из принципа я могла бы остаться в России. Но я поехала с тобой! И все это время надеялась, что ты хоть чем-то мне поможешь, что я не буду чувствовать себя чужой и никому не нужной. А получается, что я не нужна тебе . Ты не хочешь посвятить меня ни в одну свою проблему. Я твоя жена! А ты только отворачиваешься, напиваешься и оскорбляешь меня. Ненавижу тебя за то, как ты поступаешь со мной…

– И как же я поступаю с тобой? Не задумывалась, чего ты на самом деле хочешь от меня? Не думала, что лучше тебе не знать?

– Думала! Но в том-то и дело, что я ничего о тебе не знаю!

– Неужели? – в голосе ничего, кроме яда.

– Несколько фактов из твоего прошлого не в счет.

– Даже если они не очень-то лицеприятны?

– Я в курсе твоего нелицеприятного прошлого, если ты об этом. Я не сбежала от тебя, когда узнала, что ты был наркоманом.

– И тебя не смутило мое моральное разложение?

– Не настолько, чтобы не простить…

– А убийство?

– Что?

– Убийство человека, по-твоему, можно простить?

Я похолодела.

– Что значит… убийство человека?

Он долго смотрел мне в глаза, а потом я заметила, как его рот искажает странная усмешка. Он засмеялся. Меня прошиб пот облегчения.

– Как ты можешь так шутить? Ты рехнулся?!

Он продолжал смеяться, пока смех резко не оборвался. Черты лица окаменели. Точнее, это была маска – из боли и цинизма. Я знала , что он не шутит. И испугалась я вовсе не потому, что он мог совершить убийство, а оттого, что я верю в то, что он мог это сделать.

Я чувствовала, как лихорадочно работает мозг, пытаясь найти хоть одно оправдание тому, что оправдать невозможно. Он убил в целях самозащиты; убил, чтобы не убили его самого; спасал чью-то жизнь; убил человека, который совершил что-то ужасное; несчастный случай… Все что угодно. Наконец я набралась смелости взглянуть ему в глаза – он отрешенно смотрел в никуда. Весь его яд и сарказм куда-то ушли, исчезли. Когда наши взгляды встретились, на меня смотрел другой человек. Я не могла произнести ни слова, поняла, что дрожу. Это, наверно, был страх – страх, что сейчас он снова ничего мне не расскажет, или, наоборот, – страх, что моя жизнь, возможно, теперь в опасности от того, что он невольно приоткрыл мне свою страшную тайну.

– Глупо было рассчитывать на то, что ты не узнаешь об этом, – произнес он равнодушно.

– Да. – Я молилась, чтобы мой голос не дрожал. – Но ты как раз на это и рассчитывал, правда?

Он закурил еще одну сигарету и снова сел на подоконник. Как будто ничего не произошло. Как будто он только что не признавался мне в убийстве. Как будто все так и должно быть. Словно мы с ним играли в некоей безымянной пьесе театра абсурда.

Я молчала в надежде, что он заговорит первым. Неважно, что он скажет – лишь бы сказал что-нибудь. Но он молчал. И говорить пришлось мне…

– Лео, как это произошло? Давно? Здесь, во Франции?

– Какая разница, где и когда. Важно, что произошло. А теперь можешь справедливо ненавидеть меня дальше и пожелать мне катиться в преисподнюю. А еще лучше развестись со мной.

– Так ты этого хочешь? Развестись? А зачем надо было вообще жениться на мне? Чтобы повеселиться пару-тройку лет? Ведь именно об этом вы говорили тогда с Дидье, когда он уговаривал тебя все мне рассказать? Похоже, он порядочнее, чем я думала. Порядочнее…

– …чем я?

– Я не это…

– Это, именно это. Конечно, это так. Во мне нет ни капли порядочности – я вообще не знаю, что такое порядочность. А тебе просто не повезло: если ты искала во мне порядочного человека, ты его не найдешь.

– Зачем ты это говоришь? Ты меня пугаешь…

– Пугаю?! Неужели ты еще не испугалась? Что еще тебе нужно, чтобы окончательно сломаться?

– Я не собираюсь ломаться! И ты меня не сломаешь.

– Я, конечно, подозревал, что ты не упадешь в обморок… но только гребаную героиню из себя не строй.

Я ничего не ответила на это – я просто молча плакала. Я не смотрела на него из страха, что он увидит мои слезы.

– Это было в Ираке. Несколько лет назад, – продолжил он.

Я резко подняла голову, пытаясь разглядеть его силуэт сквозь слезы.

– Ирак? Но это же война! Убийство на войне – это не убийство…

– Заткнись и слушай дальше. Я находился там в составе миротворческой группы. Сначала доставлял лекарства и провизию солдатам НАТО, потом научился управлять вертолетом и стал перебрасывать военных с одной базы на другую и время от времени – оружие. Когда командиры узнали, что я до того несколько лет прожил на Ближнем Востоке и неплохо говорю и понимаю по-арабски, они стали просить меня иногда выполнять кое-какие поручения. Я понял, что они используют меня для разведки, и вскоре до меня дошло, что они готовятся к какой-то важной спецоперации, в которой им потребуется посредник – человек, который сможет узнать о местонахождении и планах противника.

Потом на несколько минут повисла пауза. Ни один из нас не произнес ни слова. Воздух был так накален, что, казалось, одно движение, один звук могут спровоцировать взрыв.

– У меня был один приятель араб. Даже не приятель, а так – знакомый. Его звали Халид Ясир. Он был чем-то вроде независимого корреспондента: типа освещал события для Аль-Джазиры – не вашим, не нашим. Они, конечно, узнали об этом. Неудивительно – у меня были друзья-арабы. Во время одной доверительной беседы этот самый приятель сказал мне, что знает, где и когда совершит вылазку целый отряд суннитов – я хорошо знал это место, недалеко от американской базы. Не буду вдаваться в подробности, скажу только, что в итоге они поручили мне выведать через него все подробности. – Его тон становился все жестче. – Я это сделал. Когда настал день проведения спецоперации, я должен был быть там вместе с отрядом. До этого меня подготовили – как себя вести, что делать. Стреляю я очень хорошо – научился задолго до того. Смелости тоже было не занимать. И безрассудства. А что еще нужно…