Ульяна Соболева - Черные вороны 6. Лезвие

Я крутил между пальцев лезвие. Такие уже не продают почти. Времена бритв, куда вставлялась опасная штукенция, которой суицидники вскрывали себе глотки и запястья, канули в далекое прошлое. Крутил, ударяя подушкой пальца по самому краешку, слегка разрезая кожу. А хочется не слегка. Хочется так, чтоб до мяса и кровью этот столик залить. Но я держу себя в руках. Не могу ни черта сделать. Даже психовать не могу. Пулю в висок и то не могу. Прижали меня, как гребаного мотылька к дощечке, и булавками пристегнули. На каждой ноге по несколько гирь. У каждой имеется свое имя, каждая мне дороже жизни. И я ни черта не могу сделать.

И почему-то именно сейчас все мысли только о ней. Хотя зачем «почему-то», все мысли о ней, потому что я знаю – это наш конец. И воспоминания взрывают мне вены, рвут в лохмотья нервы. Все с самого начала. С самой первой встречи. Помню, увидел ее мелкую совсем, спряталась от меня, готова была сражаться или удрать. Глазищи в пол-лица. Смешная, забавная и маленькая такая. Вором меня назвала. Нет, малыш, это ты была воровкой. Ты у меня все украла. Нагло из-под носа выдрала вместе с сердцем, душой, мозгами. Вместе со всем, что было моей сущностью. Изменила меня до неузнаваемости и всего как через мясорубку пропустила. Я-то простил уже, а ты… предпочел бы, чтоб никогда не узнала, на что я согласился. Лучше твоя ненависть.

«– Даша, значит? – спросил я и снова музыку включил.

Она кивнула с полным ртом. Забавная такая.

– Да-ви-на.

– Как? – я засмеялся, надкусывая сэндвич и выруливая на дорогу.

Она проглотила последний кусок бутерброда, запила какао и повторила:

– Дарина. А тебя как звать? Вор тебе не очень подходит.

– Ты назвала меня Вором?

Щеки вспыхнули, глаза прикрыла, и ресницы длинные на щеки тени бросают.

– Да. Как еще? Ты не представился.

– Тебе кличку или имя?

– Ну я же тебе имя сказала.

– Макс.

Мне показалось, что она произнесла мое имя беззвучно и откинулась на сиденье, с наслаждением сунув шоколадную конфету в рот. Откусила половинку и, завернув в бумажку, хотела спрятать в карман. Внезапно резко повернула голову – я очень внимательно на нее смотрел, периодически бросая взгляды на дорогу.

– Ешь, мелкая, не жалей. Я еще куплю.

И она несколько конфет жадно сразу засунула, с трудом жует, уголки рта в шоколаде, а у меня щемящая нежность по всему телу патокой растекается».

Тогда ты меня и сделала. Не через несколько лет, когда я уже на грудь твою голодным зверем слюни ронял, а вот именно когда ты совсем девочкой была. Нежной и хрупкой с забавной физиономией. Перепачканная шоколадом. Я себе еще коньяка подлил. Расфокусированным взглядом посмотрел на сцену, где отплясывала стайка голых девиц. Настолько одинаковых, что казалось их отксерили. Копипейсты одного роста с сиськами десятого размера и утиными губами. Такими одинаковыми рожами сейчас пестреют соцсети. Иногда мне кажется, что их матерей оплодотворил какой-то серийный осеменитель, похожий на Зверева и Памелу Андерсон вместе с Кардашьян в одном флаконе. Адский коктейль. Аж самого передернуло. Я был мертвецки пьян, настолько пьян, что не сразу попал в бокал янтарной жидкостью и разлил коньяк на стол. Последний раз я так нажирался, когда… и вспоминать не хотелось. Вдоль позвоночника прошел разряд болезненно острого электричества. Я осушил бокал до дна и посмотрел на дисплей своего сотового телефона – они обе там. Такие родные и красивые. Мои девочки. Как напоминание, что я никогда больше не вернусь к ним и не верну свою прошлую жизнь. Напоминание о том, что счастье для таких, как я, скоротечно.

«– Я не кукла Барби. Нечего на меня цеплять юбочки и платьица.

Ты красивее всяких кукол в тысячу раз, ты настоящая, ты настолько прекрасна в чистоте своей, как же ты этого не видишь?

– Да, ты – бомж Даша с кучей вшей, грязная, ободранная и похожая на девчонку, только если сильно присмотреться.

– Присмотрелся? Значит, все же похожа. Я не буду носить все это дерьмо.

Я усмехнулся. Будет, еще как будет. Я же видел, как заблестели ее глаза. Иногда этот блеск с ума меня сводил, потому что понимал, не как на друга или брата смотрит. Она уже тогда соблазняла… тогда знала, как действует на меня.

– Либо ты одеваешься, как человек, либо ходишь голая. Выбирай.

Осмотрел ее с ног до головы и снова усмехнулся, а она разве что искры не метала из глаз.

– Это не выбор, а идиотский ультиматум.

– Смотря как воспринимать. Ультиматум тоже в какой-то мере выбор. Иногда не бывает даже этого. Цени – я предоставил тебе альтернативу. Так что решай, мелкая. Можешь ходить голой, заодно рассмотрю, на хрена тебе все эти лифчики с черными кружевами, которые ты себе накупила.

Сказал и сам охренел… потому что понял – я смотрел на ее маленькую грудь, идиот. И не раз. Смотрел и понимал, что притронуться хочу. Ласкать хочу, вырастить ее для себя и прикасаться к нежному телу.

– Я могу и так показать, – фыркнула, глядя исподлобья.

– Боже упаси! Давай оставим это специфическое зрелище на «лет через пять», вырастут и покажешь, – заржал, пряча собственное смущение. Да, бл*дь, она меня смущала! И вышел из её комнаты, а она отправила мне вслед горшок с цветами. Сумасшедшая дурочка»

А ведь у меня в жизни никогда не было вот этих самых простых моментов, чтоб смеяться, чтоб не думать о том, как свернуть кому-то шею или сделать ответный ход да так, чтоб руки по локоть в крови. Любовь не начинается со взгляда в вырез платья, с желания раздвинуть ноги… она начинается вот так обыденно и совершенно предсказуемо. С улыбки, с каких-то фраз, с морщинок на носу, с нескольких веснушек, с запаха волос. Когда и зверски оттрахать хочется, и в тоже время косички плести, на руках качать и телек вместе смотреть с чипсами и кучей вредной дряни. И я смотрел. Садился с ней на пол по вечерам вместо каких-то клубов и смотрел, ржал с мультфильмов, исподтишка дергал ее за ухо, чтоб подпрыгнула, обливал колой и надевал на голову ведёрко с попкорном. Соответственно, получая сдачи. Иногда так и сидели с ведрами на голове и пытались отобрать друг у друга пульт. Я был счастлив, я был так неописуемо с ней счастлив, что потом… когда впервые вкусил ее тела, меня прошибло ею, как в тысячу двести двадцать вольт, пронизало неоновыми молниями, и все, и я прирос мясом к ее мясу. И никогда меня от нее не отодрать. Разве что от меня одни кости останутся…

«– А мне нравится твоё имя. Я хочу произносить его вслух. Максим, – сжал горло крепче, и её глаза распахнулись шире. Испугалась, маленькая? Мне самому страшно, веришь? Я боюсь себя намного больше, чем ты, а ты злишь, намеренно или случайно, но злишь. Не мешай кирпичи складывать, не мешааай, маленькая, они обвалятся, и обоих, на хрен, задавит. Подалась вперед, но я удержал на месте.