Ульяна Соболева - Черные вороны 8. На дне + бонус

В истинной любви воплощается всё самое лучшее и самое отвратительное, что только есть в нашей жизни. Любовь оправдывает всё, что помогает ей выстоять.

Любовь смертоносна, разрушительна. Впуская любовь в сердце, не знаешь, ангел ли поселился в твоей душе или демон. Или же тот и другой. Такова любовь. Нет в ней благородства, зато есть отвага и свобода, есть красота и преданность, есть подлость и низость.

(с) «Тайна древнего замка», Эрик Вальц

Я не могла и не хотела верить, что это происходит на самом деле, что Максим и вот это чудовище, отдавшее приказ захватить автобус с людьми, может быть один и тот же человек. Но я видела собственными глазами, что это он. Шрам у виска, родинка на скуле. Все это было видно на снимке. Это не кто-то похожий.

Я слышала, как они говорят по рации о каких-то поставках, о том, что боевики взяли КПП неподалеку отсюда и… там все мертвы. И весь этот беспредел контролирует мой муж. Мой бывший муж. Прошли те дни, когда я в это не верила. Жуткие дни, пока нас держали возле ущелья и обращались с нами, как со скотом. Я все еще надеялась, что он здесь, чтобы спасти нас, что это розыгрыш, недоразумение… Но я ошибалась. Все было настоящим. Захват автобуса, боевики и правда о том, что Макс Воронов – это и есть жуткий убийца Аслан Шамхадов.

Нас держали в самом автобусе. Выпускали в туалет по одному. В первый день я сидела в самом конце и молила Бога, чтобы дети молчали, чтобы они не просились в туалет, не требовали есть и пить. Дала им по яблоку и пирожку. На какое-то время им хватит. Но что делать к вечеру.

А к вечеру и начался ад. Нескольких заложников убили. Еду и воду нам не дали, и мы делились тем, что есть друг у друга. Главное, что были сердобольные пассажиры, которые отдавали моим детям сэндвичи. Но это все в первый день. День, в который мы надеялись, что нас выпустят.

Надежда испарилась, когда боевики застрелили женщину, попытавшуюся позвонить, и паренька, который забился в приступе эпилепсии и испугал одного из ублюдков. Обо всем, что они делали, докладывали Аслану. Я слышала, как они переговариваются… слышала голос Максима. Он уже выучил их словечки, жаргон. Выучил все… И мне стало страшно, что я что-то упустила. Что я чего-то не знаю о нем. Что те годы, когда Андрей и Савелий еще не были знакомы со Зверем, кем он был? Откуда появился? Нет ли чего-то, чего никто из нас даже не подозревал о нем.

А потом гнала эти мысли подальше, не хотела верить. Не хотела даже допускать сомнениям закрасться в мою голову… До того дня, когда Максим собственным голосом отдал приказ расстрелять ту женщину. Расстрелять за то, что она позвонила кому-то из своих родных. Расстрелять, чтоб другим неповадно было.

– Эй, – я приоткрыла глаза, стараясь не думать о том, что ужасно хочу в туалет, – эй, ты спишь?

Мой сосед сзади мужчина лет сорока очень тихо шепнул мне на ухо, наклонившись вперед.

– Пытаюсь.

Боевики сидели снаружи у костра, они врубили музыку на радиоприемнике, и до нас доносились их смех и голоса.

– Я видел, у тебя есть телефон.

– А толку от него? Я не могу позвонить.

– Попросись в туалет и позвони.

– У меня двое детей, если меня убьют, они останутся одни.

– Тогда дай свой сотовый мне.

Его так же могли убить, отобрать мобильник, и тогда все шансы сказать Изгою, где я, у меня отпадали.

– Я сама.

– Так действуй. Нас скоро здесь всех перестреляют.

Я посмотрела на спящего Яшу и на Таю. Судорожно сглотнула. Третий день плена. На них грязные вещи, Тая запрела. Вчера она плакала от голода и просила кушать, я отдала им последние бутерброды. Утром она начнет просить есть, и Яша тоже. Я должна придумать, где взять еду, найти для них воду. Вечером укачивала Таю, перебирая ее волосики, и задыхалась от мысли, что это ее отец обрек нас на все эти ужасы.

«Хочу к папе». – тихо канючила она, а я не знала, что ей сказать. Что это Макс заставляет их голодать, что он ушел от нас? Яша ничего не спрашивал, даже о том, где сейчас его отец, и мне почему-то казалось, что он все понимает. Видит мой страх, мои слезы, когда я снова и снова рассматриваю газету, и понимает. Он с упреком смотрел на меня и отворачивался к окну.

– Хотели бы, уже перестреляли. – ответила я и прижала к себе дочь.

– Не вынуждай меня отобрать у тебя сотовый силой.

Мужик схватил меня за плечо, и я резко повела им, сбрасывая его руку.

– А ты попробуй! – огрызнулась и щелкнула перочинным ножиком, ткнула острием ему в запястье. – Я тебе яйца в дырочку обеспечу. Только тронь!

– Дура! Я помочь хочу! Думаешь, когда твои дети орать от голода будут, боевики их не пристрелят, как пацана того?

– Не надо мне помогать, я сама себе помогу.

Он прав. Надо что-то делать. Время идет. Может быть, Яша и потерпит, а Тая начнет хныкать, она слишком маленькая. Я уложила их рядом, накрыла своей курткой и пошла к выходу, подняв руки вверх.

– Куда прешься?

Один из боевиков преградил мне выход из автобуса.

– В туалет хочу.

– Зачастили с туалетом, да? Терпи до утра.

Я заставила себя проглотить жуткую неприязнь и чувство, что меня разрывает от страха и ненависти. Заставила себя улыбнуться.

– Не могу терпеть. Ну очень надо. Пожалуйста, сжальтесь над девушкой. Вы ведь мужчина… настоящий мужчина, не чета нашим. Никогда русские не нравились…

Бородач ухмыльнулся.

– Хитрая сучка, знает, как подластиться. Ты только болтать сладко умеешь или еще чем порадуешь?

– Может, и порадую.

Я не просто рисковала, а ужасно рисковала, и мне надо было отправить смску Изгою. Срочно и очень быстро. Он отследит звонок, и нас найдут. Это единственная надежда.

– Зовут как?

– Дарина.

Я намеренно не меняла свое имя. Может, пригодится, что он знает настоящее.

– Спускайся, Дарина.

Подал мне руку, и я, схватившись за нее, спрыгнула с подножки.

– Че там у тебя, Закир?

– Девочку в туалет проведу.

– Проведи-проведи.

Они заржали, а я судорожно сглотнула. Если полезет ко мне там в кустах, что я делать буду? Как отбиваться от него, в автобусе дети. Прирезать даже не смогу.

– Красивый ты, Дарина. Стройный, волосы красивый. Муж есть?

– Есть.

– Плохо.

Идет сзади, а я оглядываюсь по сторонам, чувствуя, что заводит в лес, и не отобьюсь от него потом.

– Я это… я сама, ладно? Я быстро.

– Ну давай. Только не долго.

Зашла за кусты и присела на корточки, быстро сотовый достала.

– А у меня русский девушка был. Тоже красивый. Не такой, как ты, но симпатичный. Изменил мне, и я ей шею свернул. Жалко ее был. Очень жалко.

«Нас взяли в заложники возле какого-то ущелья, несколько километров от границы с Чечней. Их пятеро. Вооружены. Есть рации».

– Ты скоро там?

– Скоро-скоро. Иду.