Ульяна Соболева - Черные вороны 8. На дне + бонус

Я улыбнулась, и он в ответ, но глаза цепкие, злые, прошелся взглядом по окнам, сжимая автомат двумя руками. Потом дулом указал на дверь и кивнул головой, мол, выходи.

– Яша, помнишь, что я говорила? Спокойно идем, а потом обратно. Не бежать и не кричать. Смотри за сестрой.

Мы шли впереди чечена, одетого в камуфляжный костюм, и я периодически оглядывалась, держа детей за руки. Если удастся включить незаметно сотовый, можно посмотреть – ответил ли мне Изгой. Я даже думать не хотела, что связи не было, и он мог не получить мою смску. Вся надежда была на него, и я, как утопающая, цеплялась за слова Андрея.

– Твой дети слишком разные. У них не один и тот же отец?

– У них разные матери. Девочка моя, а мальчик – сын мужа.

– Как тебя муж одну такую красивую с дочкой отпустил? Я б дома под замок посадил. Дурной у вас мужик у русских. Не воспитывают баб своих. Голыми перед мужиками выставляют, ноги, сиськи, задница – все наружу и одних отпускают. Сами водку пьют, а жена гулять, пить и курить можно, потом плачут, что баба изменил и семья разрушена. Я б такую жену так воспитал – она б у меня как шелковый был.

– Зачем же всех под одну гребенку?

– Под одну что?

– Зачем обобщать? И у русских другие мужчины бывают. Люди разные.

Ухмыльнулся в черные густые усы.

– Но точно не твой, если мы здесь с тобой разговариваем, и я твою дочь, его сына и тебя под прицелом держу.

Отчего-то подумалось, что если бы Макс об этом узнал, то Закир бы жевал свои кишки и при этом долго оставался живым, завывая от страшных мучений… а потом… потом вспомнила, что Макса больше нет. И кто знает, был ли он вообще когда-нибудь. Ведь приказы этому ублюдку отдает именно он.

– Ну если ты другой, зачем женщин и детей под прицелом держишь?

Черные брови сошлись на переносице,

– Аллах так велел. Народ свой защищать.

– А чем твоему Аллаху угрожаю я и мои дети?

Ему явно не понравилось, куда разговор уклонился, и брови превратились в одну сплошную линию, а глаза злобно сверкнули.

– Я с женщиной глупым это обсуждать не стану. Ты давай делай свои дела, и мы совсем о другом с тобой поговорим.

Приблизился ко мне и по щеке пальцем провел, потом по шее, по губам.

– Будешь послушный и хороший, я воды и еды дам.

– Не трогай ее! – крикнул Яшка и бросился на боевика, вцепился в его ногу и повис на ней. – Руки убери от нее! Гад поганый!

Я чуть в обморок от страха не упала. Если сейчас Закир разозлится и выстрелит… я же сказала, что это не мой сын! Схватила мальчика и прижала к себе.

– Он просто меня защищает. Просто глупый еще мальчик. Вы не злитесь на него. Он сам не понимает, что говорит. Молчи, малыш. Молчииии…

Задыхаясь и лихорадочно гладя по голове, моля Бога, чтоб Яша молчал.

– Отчего глупый? Умный! Настоящий джигит растет! Своих женщин пытается защитить!

Наклонился к Яше и протянул ему конфету.

– На, держи. Смелый ты. Закир любит смелых. Отдай мне палку.

Я думала мальчик не возьмет конфету, но он взял и спрятал в карман, а палку не отдал. Боевик не стал настаивать, он мне на кусты кивнул, и я повела туда Таю. Пока снимала с нее колготки, одной рукой искала свой сотовый, но его нигде не было. Черт! Неужели он выпал где-то в автобусе?

– Мама, эти дяди плохие, да?

– Да… плохие, и поэтому надо вести себя хорошо. Слушаться маму.

Быстро натягивая колготки обратно и ощупывая себя снова и снова.

– Что вы там так долго?

– Сейчас-сейчас!

Нет телефона. Господи! Помоги! Где ж я его деть могла? Или украл кто-то. Почему именно сейчас… Ну где же он?

– Выходите. Вы начинаете меня злить.

Я вывела Таю за руку и посмотрела на Яшу, он так и стоял между нами и Закиром с палкой и смотрел на него исподлобья. Я даже не сомневалась, что он бы бросился на ублюдка, если бы тот нам угрожал. Папин мальчик. Весь в Макса. Даже смотрит, как он – зверенышем… и снова эта боль полосует по нервам. Его папа по другую сторону баррикад, и я уже не знаю, кто он на самом деле.

Чечен расплылся в улыбке, едва нас увидел. Поправил штаны и сделал несколько шагов ко мне навстречу,

– Теперь скажи своим детям – пусть погуляют, а мы с тобой отойдем ненадолго.

А вот этого я не ожидала прямо сейчас. Думала, удастся время потянуть, поговорить. Идиотка! Оглянулась на Яшу и на Таю и стиснула челюсти. Если откажу, что будет? Он ведь с автоматом и ножом. Может убить нас прямо здесь. Тяжело дыша, перевела взгляд на чечена, а он, видя мое замешательство, улыбаться перестал.

– Скажи, чтоб погуляли и никуда не уходили. Не то с собаками найду. И хватит мне улыбаться. Пошли.

Надо медленно выдохнуть и думать только о детях… я должна думать только о них.

– Мам, а можно я поиглаю… – и сотовый мне протягивает. От ужаса у меня зашевелились волосы на затылке и прошибло холодным потом. Если Закир сотовый отберет, то увидит смску и поймет, что кто-то идет за нами и номера узнает. Я выхватила у нее телефон и раздавила его ногой.

– Ах ты сукааааа! – взревел чечен и бросился на меня, схватил за горло. Я отбивалась, что есть мочи, как меня учили на курсах самообороны, как учил сам Максим. Но что я против здоровенного мужика с военной подготовкой? Он навалился на меня, опрокидывая на землю, придавливая всем телом. Замахнулся и наотмашь ударил по лицу, по одной щеке, потом по другой.

– Тварь! Сука! Я тебя на куски порву!

И вдруг глаза широко распахнул и застыл. Потом медленно назад оборачивается, а я увидела Яшу с окровавленным ножом. Видимо, стащил его у чечена, когда первый раз на него набросился. Оттолкнула от себя Закира что есть силы, и он на бок с хрипом завалился, а я вскочила на ноги, схватила Таю на руки и Яшу за плечо.

– Бежим! Быстрее!

Потом все же склонилась к раненному Закиру, который держался за бок и хрипел, выдернула флягу у него из-за пояса, сунула за пояс себе, отобрала автомат, зажигалку, конфеты. Направила на него дуло автомата… потом передумала. И нет, не от жалости… патронов жалко. Я не знаю, сколько их у него там, а нас могут преследовать.

– Яша, беги! Так быстро, как умеешь!

Мы бросились вглубь леса что есть мочи, не оборачиваясь. Вот и все. Обратной дороги больше нет. Надо выбираться отсюда.

Мы бежали около часа или двух. Путаясь вокруг деревьев и слыша вдалеке собачий лай. Ублюдки обнаружили своего товарища и теперь гнались за нами. Я отрывала от одежды куски ткани и бросала в кустах, а мы мчались совсем в другую сторону, чтобы запутать следы. Так учил меня Максим… Он учил меня всему в этой жизни… всему, кроме того, как жить без него. И это самое жестокое, что он сделал со мной – оставил одну. Одну со всем этим адом, со всеми этими страшными сомнениями, с жуткими доказательствами его вины… нет! Не вины! Хуже! Доказательствами того, что он и не он вовсе. Доказательствами того, что нас не было никогда… А как же небо? Оно тоже мне лгало?