Эвелин Энтони - Алая нить

Он остановился сбоку от маленького автомобиля. Посмотрел сверху вниз на Мэкстона. Может быть, виноват лунный свет, но тот был смертельно бледен.

– Сделали?

– Да. Где деньги?

– Вот они, – сказал Майк О'Халлорен. Держа чек в левой руке, он протянул его Ральфу Мэкстону. – Никаких хлопот?

– Никаких.

Он увидел блеск пистолета и открыл рот, чтобы завопить. Но пуля опрокинула его прежде, чем он успел пикнуть. Он развернулся и упал лицом вниз.

Мэкстон вышел из машины. Американец был прав насчет пули такого калибра. В спине у него зияла огромная дыра.

Мэкстон смотрел на него. Ничто вокруг не шелохнулось. По дороге растекалась большая лужа крови, похожая на пролитые чернила.

– Мне очень жаль, – сказал он. – Но ты бы нашел кого-нибудь другого. – Он снова забрался в машину. Чек лежал на сиденье. – Тебя тоже жаль, – сообщил он чеку, – но я не могу получить по тебе деньги. В конце концов, у меня тоже есть принципы.

Он разорвал его и со смехом бросил клочки в воздух. Ветерок подхватил их и унес в долину.

Он повел машину, огибая повороты на своей обычной скорости. Он был первоклассным водителем, с орлиным зрением, с молниеносной реакцией. Он добрался до береговой дороги меньше чем за десять минут.

Остановился у бистро на окраине Жуан-ле-Пэн. Заказал бренди. Хозяин сказал, что, если ему очень нужно, он может воспользоваться телефоном в задней комнате. За пять франков.

– Месье Лоуренса, пожалуйста, – сказал он. Бренди он взял с собой и выпил почти до капли, ожидая у телефона.

– Стивен Лоуренс слушает.

– Добрый вечер, – сказал Ральф Мэкстон. – Это я.

– Что вам нужно? – Голос Стивена действовал ему на нервы.

– Просто хочу сообщить вам, что на дороге у выезда на шоссе лежит мертвец. Он предлагал полмиллиона долларов любому, кто убьет вас. Вы не поверите, как я был близок к этому. Если бы не ваша жена, я был бы сейчас богатым человеком. Передайте ей мое почтение.

Он повесил трубку, допил бренди и оставил на столе бумажку в двадцать пять франков. Хозяин изумленно посмотрел ему вслед. Но не кинулся за ним, чтобы отдать сдачу.

Какой чудесный вечер. Замечательный вечер, чтобы прокатиться по превосходной дороге до Муайенн-Корниш, а затем насладиться величественной панорамой, открывающейся с Гран-Корниш, самой высокой точки горы. Яркий лунный свет, легкая прохлада там, наверху, ветерок, овевающий его, когда он ведет машину. Он нашел подходящее место и остановился, осторожно откатившись от края обрыва. Жутковато и прекрасно стоять на такой высоте: внизу лежат крошечные города, огни которых кажутся светящимися точками, черное море с серебряной лунной дорожкой: она, как говорят, манит самоубийц. Как приманила его давнего друга много лет назад. Он уплыл в открытое море, потому что акулы на суше истерзали его сердце.

Какой бессмыслицей была его жизнь. Растрачена попусту. И он едва не обрек себя еще на долгие годы бессмыслицы. Со своей задушевной подружкой Мадлен. Теперь не будет круиза к соблазнам Дальнего Востока. Не будет ямайских джаз-бандов и танца «лимбо» с подружкой, такой же никчемной, как он сам. И все потому, что он знал, какую боль это причинило бы Анжеле. Его остановила не совесть, не нравственность. Он же понятия не имеет ни о первом, ни о втором. И всегда даже гордился этим. Просто он не мог сделать ее несчастной.

Его сделала трусом не совесть, а любовь. Бедняжка Мадлен, она ведь ждет в аэропорту. Она будет так взбешена, так разочарована. Слава Богу, что он не едет с ней. Кошмарная перспектива.

«Ты плохо кончишь, если не исправишься», – бушевал его отец. Такой уж он есть, викторианец: никак не мог освоиться в современном мире. А мать вопреки здравому смыслу надеялась, что у него такой возраст и он перебесится. Он стащил у нее драгоценности из спальни. В награду за доверие. Он не исправился. Но кончил все-таки не так плохо, как мог бы.

Мэкстон включил зажигание и выжал сцепление. Капот машины был повернут к черной пропасти, лежавшей перед ним. Нет, мысль об этом прыжке вниз не очень-то ему улыбается. Он нажал на тормоз, мотор продолжал работать. Потом сунул себе в рот пистолет американца и спустил курок. Через несколько секунд вдалеке послышался лязг, взрыв, и машина начала гореть, выбросив вверх столб пламени.

Расталкивая всех на пути, Стивен бегом мчался вниз по парадной лестнице. Скорее к машине. Новый управляющий Франсуа окликнул его. Он повернулся и крикнул из окна машины:

– Я еду домой – подмените меня!

Никогда в жизни он не гнал так быстро. В ушах у него звучал голос Мэкстона: «Полмиллиона долларов любому, кто убьет вас... мертвец на дороге...» Анжела, Анжела, и сын, и крошка дочь, беззащитные на вилле, не подозревающие об опасности.

Дважды он чуть не столкнулся с другими машинами, он не слышал, как ему яростно сигналили и возмущенно кричали. Вверх, на холмы, по извилистым темным дорогам, к повороту на шоссе. Он увидел там вспышки фар, полицейскую машину, «скорую помощь». Уже нашли, кто бы он ни был...

Он нажал на акселератор и прибавил скорость. Увидел свет на вилле, в окне гостиной на первом этаже, где, наверное, сидят жена и сын, после того как Анжела покормила малышку перед сном.

Он влетел в дом, распахнув двери. Они сидели вдвоем; работал телевизор, Анжела читала. Он увидел, что они невредимы, и на миг забыл обо всем на свете.

– Милый, милый, что случилось? – услышал он ее голос. – В чем дело? – Он увидел, как на него уставился Чарли; оба вскочили на ноги от испуга.

Он сказал Анжеле:

– Позвонил Мэкстон. Он сказал, что на меня есть договор. Это Клара... больше некому.

Она побелела.

– О Боже...

Чарли перебил:

– Договор? Что это такое, папа?

– Договор, чтобы меня убить, – тихо сказал Стивен. – Он провалился. Но может быть еще одно покушение – на тебя или на маму. Это долгая история, и теперь пора тебе все рассказать.

– Стивен... не надо! – вскричала Анжела.

Он поднял руку, чтобы она замолчала.

– Перестань, дорогая; пора ему узнать правду. – Он повернулся к сыну. – Чарли, послушай меня. Твой отец не погиб на войне. Я твой настоящий отец. – Он умолк, увидев, что лицо мальчика исказилось от боли и смятения. – Я любил твою мать, – продолжал он, – полюбил ее с первого взгляда. Мы поженились на Сицилии, но нам пришлось расстаться. Я думал, она погибла при бомбежке. Через несколько лет я женился на другой. Потом я снова встретил твою маму в Нью-Йорке и обрел тебя, сынок. – В глазах у него стояли слезы.

Анжела подошла, обняла его, глядя на Чарли.

– Я тебе соврала, Чарли, – сказала она. – Мы оба врали, но из лучших побуждений. Твой отец бросил все, чтобы быть с нами, чтобы мы все могли начать новую жизнь. И с тех пор он находится в страшной опасности. Я надеюсь, ты простишь меня, но его ты не должен ни в чем винить!