Лидия Ульянова - Убийство девушку не красит

Сергей же впервые чувствовал себя частью чего-то целого, очень живого и теплого, впервые проникался ощущением бескорыстного, щедрого жертвования. Оставить лучший кусочек, освободить лучшее место, предугадать желание, первому успеть принести себя в жертву. Это было как увлекательная, затягивающая игра, переходящая в хобби, а из него – в привычку.

Утром они разъезжались по своим делам, чтобы вечером встретиться вновь. Или не разъезжались, целый день существуя в едином мире, если не одним целым, то параллельными прямыми, неизбежно перетекающими друг в друга по законам Лобачевской геометрии. Общие поездки к родителям, общие встречи с друзьями, – с Катиными друзьями, своими Сергей так и не обзавелся, – общие вечера и общие ночи…

Катя вернулась к своим обязанностям, своей работе, сменив на посту верного, преданного Лидусика. После вынужденного перерыва, пережитой депрессии и апатии стремилась будто наверстать упущенное, с головой нырнула в ворох бумаг, клекот телефонных звонков. Перетащила к Сергею кипу туго набитых папок с тесемками, справочников, простыней проектной документации, плотно окуппировала кабинет. А Сергею было вовсе не жаль кабинета, он смирно и радостно переехал со своими бумагами к телевизору, на журнальный столик.

Кате просто невмоготу было бы дни напролет бездельно сидеть в ожидании Сергея, в такие моменты ей казалось, что время остановилось на одном месте, что стрелки прилипли к циферблату, сломались все часы в доме. Но и любимая работа затягивала, манила за собой.

Тогда уже Сергей недовольно ворчал. Ворчал, но добродушно мирился с тем, что получил себе в половины такой деятельный организм. Катя категорически отказывалась перевоспитываться, наращивать светскость, превращаться, по ее собственным словам, «в кумушку». Выбежит встретить, повиснет на шее, нежно расцелует, выспросит-выслушает терпеливо и внимательно, накормит ужином, а при первой возможности – шасть, и обратно за стол, чуть ли не до утра.

Правда, надо быть справедливым, такие творческие запои случались у нее нечасто, она очень старалась переделать всю необходимую работу днем, до его приезда. И все равно приходилось иногда Сергею Кирилловичу первому ложиться в никем не нагретую постель и томиться в ожидании. Он обычно не выдерживал, вставал, ныл у нее над ухом, призывал в свидетели Боба, а Катерина умоляюще отмахивалась:

– Серый, еще немножечко, только-только начало что-то вытанцовываться…

Пока она «вытанцовывала», он слонялся в компании Боба, смотрел круглосуточные «Новости», но больше без нее не ложился.

Она и звала его как отец, Серым, как больше никто никогда не звал.

Она «вытанцовывала», а он в ожидании размышлял о том, что был категорически неправ, считая лучшим временем вечера – время лежания в ванной неподвижной тушей, и наступает оно в момент перешагивания порога ванной комнаты.

Не-ет, время это начинается открыванием ворот гаража, предвкушением того, что еще немного и повиснет, затрепыхается на шее Катерина, суетливо завертится под ногами, и залает Боб, и все вместе войдут они в дом, а там…

А там уж как получится, но он, Сергей Кириллович, согласен мириться даже с приступами Катькиной занятости ради всего остального, что происходит в стенах этого дома. Дома, ставшего его талисманом, сделавшего его счастливым.

С Катькой Сергею вообще была сплошная новизна и сплошная морока. Драгоценности ее не интересовали, это он понял еще при прежней встрече, в самолете. От нового автомобиля она категорически отказалась, заявив, что привязана к своему «гольфу», любит его и менять не хочет. Даже в знаменитый на весь город салон «Парадиз», принадлежащий Сергею, где традиционно приводили себя в порядок, не щадя живота своего, все прежние Сергеевы дамы сердца, она ездить отказалась. Сходила ровно три раза, причем на второй заметно погрустнела, а после третьего решительно заявила:

– Больше не пойду. Ни за какие пироги.

Сергей переполошился, что с Катей там как-то неделикатно обошлись, что само по себе казалось невероятным: подготовка персонала проводилась на самом высоком уровне, тем более в «Парадизе». Но после допроса с пристрастием расхохотался, поняв, что она элементарно теряется от особого к себе внимания.

– Да и ездить туда далеко, а мне времени жалко. Может, я буду, как раньше?

Как раньше означало, что ходить она будет, но не к нему, а в малюсенький косметический кабинет при какой-то затрапезной больничке, куда ходила уже несколько лет. Оказывается, именно там ей хорошо и комфортно. Ну что с ней будешь делать? Осталось лишь убедиться, что в этом кабинетике и впрямь работает неплохой специалист, и дать добро.

А когда она пренебрегла уик-эндом в Париже, поменяв его на выходные на острове Валаам? Заявила, что стыдно Сергею вырасти в Ленинграде, дожить до седых волос, заграницы посмотреть, а Валаама не видеть.

Сергею Кирилловичу было невдомек, что всему виной оказалась Катькина подписка о невыезде. Ей сильно, смертельно сильно хотелось вместе с ним в Париж. А Сергей, действительно, плохо знал родную страну. Сначала на путешествия не было денег, лето он проводил в пионерском лагере в Лосево, позже – на стройке, зарабатывал. А еще позже открылись границы, и Сергей, поддавшись моде, отдыхал в Европе, потакал желаниям своих подружек. Свободного времени было у него настолько мало, что, изредка выхватываемое урывками, оно было слишком ценно для того, чтобы спорить, где его провести.

Катерина не стала обращаться ни в какие турфирмы, позвонила напрямую какому-то знакомому капитану, и в назначенный час они с Сергеем прибыли на Речной вокзал к борту теплохода. Катьку моментально выбежали встречать незнакомые Сергею мужики в форме, отняли багаж и проводили до самой каюты. Лично убедились, что все в каюте находится на своих местах, пожелали приятного отдыха и удалились, как «двое из ларца». На недоуменный взгляд Сергея Катя как что-то само собой разумеющееся ответила, что это были старпом и пассажирский помощник.

Сергей Кириллович был представлен судовому персоналу коротко:

– Сергей, мой муж.

Впервые Сергей Кириллович был просто мужем. Не доктором, не светилом, не бизнесменом, а мужем. С непривычки было немного обидно. А еще сжигала изнутри бессильная ревность ко всем этим мужикам, с которыми Катерину связывало что-то, его не касающееся. Он понимал умом, что связаны все они просто общим делом, работой, но все равно ревновал и чувствовал себя бесплатным приложением, самоваром.

Правда, и гордость за Катьку присутствовала, и это тоже было в новинку: с ней советовались, ее расспрашивали, перед ней отчитывались о работе каких-то устройств и непонятных ему механизмов. От всего этого и без того сложный характер Сергея Кирилловича совсем испортился, он брюзжал и дулся, ворчал, был всем недоволен и малодушно списывал собственное состояние на качку и морскую болезнь.