Наталья Калинина - Код фортуны

Петр, ее жених, и Савелий все то время, что он их знал, будто не жили, а участвовали в конном забеге на двоих, борясь за виртуальный кубок лидерства. Они шли ноздря к ноздре – оба купались в женском внимании, оба умели великолепно завоевывать внимание, меняя амплуа, как блестящие актеры, то перевоплощаясь в благородных рыцарей, то в грустных романтиков, то в остроязычных циников, то в Каев с замороженными сердцами, которые цепляли за душу девчонок ничуть не меньше рыцарей, то в рассудительных философов, то в ярмарочных Петрушек, шутов и балагуров. Иногда кто-нибудь все же вырывался на полголовы вперед: когда первым «уламывал» на жаркую одноразовую ночь девчонку, приглянувшуюся другому (чаще в таких спорах выигрывал Петр, как обладатель более смазливой физиономии), или становился обладателем мобильного последней модели, навороченного ноута или стильных тряпок (здесь уже брал реванш Савелий, козырем которого была не внешность, а материальное благополучие).

Это бесконечное соперничество ни к чему не приводило, они так и мчались круг за кругом, иногда обгоняя друг друга на полголовы, но так и не приближаясь к финишной ленточке. Пока сразу два события не вывели их из круга на завершающую прямую.

Петр стал встречаться с ней , с богиней, при появлении которой загорались глаза у всех четверых в компании. А Савелий в отместку купил машину. Тоже богиню в автомобильном мире.

Баланс вроде бы и не нарушился, но на самом деле оба не могли успокоиться от желания обладать тем, что досталось второму. Петр даже в объятиях своей богини не мог избавиться от видения мчавшейся по ночной трассе блестящей иномарки, за рулем которой был бы он. А Савелий, усаживая на переднее сиденье своей «девочки» очередную легкомысленную подружку, мечтал о том, чтобы увезти в ночь не вульгарную шлюху, а богиню.

Они оба мечтали хотя бы об одной ночи, на которую стали бы полноправными хозяевами желаемого. И та кощунственная сделка, которая начиналась вроде как в шутку, за столом в какой-то забегаловке – вертепе кокаинового разврата, похотливых желаний, на самом деле вынашивалась уже давно. Кажется, это Виктор выступил подстрекателем, а они, два соперника, азартно начали торговаться.

Он робко попытался образумить трех дурней, воззвать к их обнюхавшейся кокаина совести, но его протест был сметен волной азарта, будто хлипкая плотина – цунами.

Он сдался. Сдался как самый последний трус. Просто потому, что в тот момент как никогда понял, что ему не обладать ею . Ему нечем козырять. Его тайная любовь к ней – слишком мелкая монета для того, чтобы мериться силами на аукционе. Его благородство, на которое он мог бы сделать ставку, обернулось вдруг фальшивой банкнотой. А возникший не вовремя в памяти презрительно вскинутый подбородок и жалость в ее взгляде сделали его банкротом.

Савелий в хмельной браваде уже швырнул на стол ключи от своей машины, которые жадно сгребли пальцы Петра.

– Звони ей! – скомандовал Савелий, откидываясь на спинку стула и с презрением глядя, как его приятель похотливо, но вместе с тем недоверчиво поглаживает вожделенные ключи. Петр торопливо, будто боясь, что хозяин машины передумает, убрал ключи и вытащил мобильный…

…Ее удалось заманить в ловушку. Уж неизвестно, какой правдоподобный предлог придумал Петр, но она приехала на квартиру.

Почему не ушли они с Виктором? Кто его теперь знает… Виктор, видимо, надеялся, как рыба-подлипала, поживиться кусками, оставшимися от акульей трапезы. А он… А он просто не мог уйти.

Верх цинизма – Петр тоже остался. Почти все то время, что Савелий забавлялся в закрытой спальне с его подругой, он сидел в другой комнате и курил сигарету за сигаретой. Злополучные ключи лежали перед ним на столе, он, не отводя от них взгляда, зло выдыхал дым, будто выплевывал, и трезвел. Потом вдруг сорвался с места, сгреб со стола ключи, подкинул их на ладони и ушел, хлопнув дверью. Выжимая на чужой, еще недавно такой желанной машине максимальную скорость, он гонял без разбору по ночным трассам в поисках смерти. Но в ту ночь даже смерть не простила ему предательства и не взяла его с собой в путешествие. Как знать, может быть, к утру она и сжалилась бы над ним, если бы его безумные поиски не оборвали недремлющие гаишники – ангелы-хранители, уберегшие в ту ночь от мчавшегося в безумии автомобиля чьи-то жизни.

А девушка кричала, просила о помощи, но никто – ни он, ни Виктор – не встал и не пошел ей на выручку. Досиделись до того момента, когда дверь в спальню открылась и появился Савелий – потный, красный, взъерошенный. Исцарапанный и искусанный (девушка боролась как кошка), но победивший.

– Кто следующий? – бросил он пренебрежительно.

Виктор не заставил себя ждать и, на ходу расстегивая штаны, побежал в спальню.

– Ты мразь, – сказал он сыто улыбающемуся Савелию, когда Виктор скрылся за дверями спальни.

– А ты – нет? Ты же ведь ее хочешь! Куда сильней, чем хотел ее я. Так не будь дураком, воспользуйся, пока дают. Больше шанса у тебя не будет.

Самое ужасное, что в его словах была правда. Но еще ужасней оказалось то, что он их принял к сведению.

Когда настала его очередь, девушка уже не сопротивлялась. Лежала неподвижно на кровати, как резиновая кукла, устремив невидящий взгляд в потолок. Она досталась ему уже пустой, как банка, из которой другие вылакали пиво. И все же он взял ее. Без удовольствия, хладнокровно, представляя себе ее тот презрительно вздернутый подбородок и жалость в теперь ничего не выражающих глазах.

А та проклятая машина потом и стала для троих смертной камерой, расплющившей поганые тела и оборвавшей похотливые желания. Кто был за рулем – Петр или Савелий, – он уже не помнил, да это и не имело значения. Значение имело то, что отправилась машина в свое последнее путешествие с его подачи. «Катитесь в ад!» – мысленно напутствовал он своих дружков. И, провожая взглядом блестящую машину, увозившую пассажиров в преисподнюю, подумал, что испортить тормоза, оказывается, не так уж и сложно.

Впервые за все время еще с периода ученичества Инге не удалось вызвать пророческий сон, несмотря на то, что она сделала все так, как обычно, начиная от подготовки и заканчивая самим ритуалом. Накануне попостилась и убрала в квартире. Весь день отдыхала и мысленно настраивалась на призвание пророческого сна. Вечером приняла ванну с маслами лаванды, розмарина и мяты, облачилась в «ритуальную» рубашку – некрасивую, простую, но в которую каждый раз обряжалась, когда желала увидеть сон с ответами на заданные вопросы. И сам обряд провела в точности, без малейших отступлений от своих правил: зажгла в спальне свечи и благовония, надела переданное бабушкой кольцо, которое помогало увидеть заказанный сон, очертила зажженной свечой круг и, встав в него, прочитала нужный заговор. Все сделала так, как обычно, ничего не изменила и не забыла. И луна была растущей, что благоволило ритуалу. Но, однако же, ничего Инге не приснилось. Абсолютно ничего, если не считать какого-то мельтешения, словно в телевизоре со сбитыми настройками.