Мэри Стюарт - Лунные пряхи

Даже не знаю, сколько продлилась эта часть нашего путешествия. Казалось, минула целая вечность. Но наконец мы пересекли полукружие бухты, и теперь прямо перед нами вздымался высокий, напоминающий кафедральный собор утес, выдающийся в море; волны с тихим плеском омывали его подножие, вспениваясь среди валунов, раскиданных вдоль узкой береговой полосы, по которой только и можно было его обогнуть. Мы уже перебирались через этот мыс при дневном свете, но мыслимо ли это проделать в кромешном мраке?

Пришлось, конечно, куда денешься. Замечу, однако, что никому не порекомендую в порядке моциона тащиться с чемоданом в руках на протяжении мили или около того по песку и гальке в кромешной тьме, а потом осторожно пробираться по узкой тропке, где один неверный шаг — и вы рискуете нырнуть на пару саженей в море, которое, хотя с виду и спокойное, ощетинилось, будто акула, острыми зубьями подводных рифов.

Добравшись до мыса, я оглянулась назад. Последние светящиеся точки в деревне исчезли; бухта, которую мы только что пересекли, казалась всего лишь мрачным ущельем.

Позади меня Франсис, запыхавшись, проговорила:

— Там, на море… огни. Повсюду огни.

Обернувшись, я в замешательстве обнаружила, что непроглядная тьма оказалась расцвеченной крохотными огоньками. Потом до меня дошло, что это такое.

— Это ночные рыболовы, — объяснила я ей. — Они далеко отсюда. Я видела, как они выходили в море. А из бухты мы их не заметили, наверное, потому, что слишком низко находились. Ну как, ты пройдешь? Пока что не стоит зажигать фонарик.

— Умираю, но не сдаюсь, — весело ответила она. — Собственно говоря, я, как кошка, прекрасно вижу в темноте.

Следующая бухточка оказалась совсем маленькой с замечательно твердым, светлым песком, хорошо различимым в темноте и обеспечивающим нам безопасное продвижение. Так что шли мы быстро и через десять минут уже добрались до второго мыса, где идти было также относительно легко. Вдоль узкого взморья была протоптана хорошо различимая тропинка. Я осторожно обогнула утес, а затем спустилась в Дельфинью бухту. Франсис, казавшаяся отсюда неясной движущейся тенью, ощупью, с оглядкой спускалась по тропинке ко мне.

— Все в порядке?

— Да. — Дышала она довольно-таки тяжело. — Это и есть та самая бухта?

— Да. Из дальнего ее конца в море выступает длинная отмель. Нам придется пройти по ней до глубоководья. Теперь, слава тебе господи, можно включить фонарик. Держи. — Я вложила его в ее руку. — Пусть он лучше будет у тебя. Давай мне свой чемодан.

— Ну уж нет. Я запросто могу…

— Не дури, тут недалеко, а мой совсем ничего не весит. А дорога предстоит непростая… похоже, тут могут встретиться горные озерца и тому подобное… так что пусть лучше один из нас будет мобильным и осветит путь. Можешь взять мою сумку — держи, перекинешь через плечо. Я пойду следом за тобой.

Она неохотно отдала мне свой чемодан и забрала у меня сумку и фонарь. Лучик света показался ослепительным после непроглядного мрака, песок и скалы вдруг стали такими яркими и отчетливыми, что на несколько мгновений мы почти начисто лишились чувства перспективы и пропорций и потеряли способность ориентироваться в пространстве.

Во всяком случае, мне так показалось и, могу предположить, то же самое произошло и с Франсис: сделав всего лишь три-четыре шага, она вдруг пошатнулась и с криком рухнула на песок как подкошенная. Фонарик вылетел у нее из руки и, ударившись о ближайший камень, погас. Раздался зловещий, непоправимый звук разбивающегося стекла. Тьма снова накрыла нас, словно пелена. Я выпустила из рук чемоданы и бросилась к ней.

— Франсис! Что с тобой? Что случилось?

За последние три дня моя нервная система подверглась столь разрушительному воздействию стресса, что, признаться, на какое-то безумное мгновение мне показалось, что я найду ее мертвой.

Но она была очень даже живой и ругалась на чем свет стоит.

— А все моя проклятая лодыжка. Видала ты когда-нибудь такую дуру? И фонарь к тому же угрохала. Эта чертова штуковина разбилась?

— Боюсь, что да. Но твоя нога…

— Это та самая лодыжка. Все в порядке, не волнуйся, простое растяжение, как обычно. Посижу здесь минутку да вдоволь начертыхаюсь, и все пройдет. Дьявол, да я еще и промокла! Ты была права насчет горных озерец: песок, кажется, плавно переходит в такую штуковину… Вот слепая тетеря! А теперь, раз фонарь разбился… — Она в ужасе осеклась. — Никки, фонарь!

— Да знаю я. Ничего не поделаешь. Он… он в любом случае наверняка подплывет поближе, будет нас высматривать, и мы его окликнем.

— Если увидим.

— Но услышим-то обязательно, а?

— Милая моя девочка, он же не станет заводить мотор, ты согласна?

— Не знаю. Может и завести — тут же будет полно других лодок, на шум мотора никто не обратит внимания. Все будет в порядке, Франсис, не волнуйся.

— Другого не дано, — угрюмо заметила она, — поскольку наши с тобой корабли сожжены. Проделать тот же самый путь назад нам не удастся — по крайней мере теперь.

— В самом худшем случае, — заверила ее я с напускной бодростью, — я доплетусь с чемоданами обратно, быстренько распакую их, а потом заявлюсь к ним и сообщу, что мы решили поплавать в ночи, и не будут ли они любезны забрать тебя отсюда.

— Ага, — подхватила Франсис, — они на всех парусах ринутся сюда и столкнутся с Марком и компанией.

— В таком случае предоставим это дело Марку. Ему это придется по вкусу.

— Может быть. Что ж, поделом мне, что не воспитала тебя как полагается. Кабы я тебя научила не лезть не в свое дело…

— И просто переходить на другую сторону улицы?

— Ну да. Ладно, что уж там. Раз уж мы решили продемонстрировать свои дурные манеры и, ради того чтобы избежать встречи с нашими дорогими хозяевами, забрались в эти богом забытые места, полагаю, надо принимать все как есть. Поступить по-другому ты не могла, даже в этом трагикомическом ночном эпизоде. Невозможно соприкоснуться с убийством и при этом не испугаться. Только, сдается мне, не скоро мы отсюда выберемся. Чертова щиколотка. Нет-нет, не волнуйся, она уже меньше болит. Который час?

— Почти что половина второго. У тебя есть спички?

— Нет, зато есть зажигалка. Может, сгодится. Я так переживаю из-за фонаря.

— Брось, ты тут ни при чем.

— Ладно, дай-ка мне руку и помоги, пожалуйста, подняться.

— А ты сможешь? Держись. Молодец! Знаешь что, брошу-ка я наши чемоданы прямо здесь, прислоню к скале, и мы с тобой пройдем по этому так называемому пирсу, если получится — сколько сможем. А потом я вернусь за ними… или вообще пусть постоят, пока Марк не появится. Ну как, одолеешь?

— Да. Не волнуйся ты за меня. Смотри, это не фонарь лежит?

В тусклом свете звезды блеснула металлическая поверхность. Я тотчас подняла его и попыталась включить. Бесполезно. Когда я легонько встряхнула его, послышалось дребезжание осколков стекла.