Татьяна Корсакова - Время черной луны

Лия поежилась. Да уж, типичным то, что с ней творится, вряд ли назовешь, но если отчим сказал, что это лечится, значит, так оно и есть.

– Что со мной такое, Анатолий Маркович? Что это за болезнь?

Отчим ответил не сразу, будто обдумывал, стоит ли вообще говорить.

– Девочка, вероятно, то, что я сейчас скажу, покажется тебе бредом, но ты не спеши делать выводы. Сначала выслушай меня. Хорошо?

– Хорошо. – Господи, да что же у нее за болезнь такая, что отчим даже не знает, как о ней сказать. Что-то очень редкое?

– Лия, то, что с тобой происходит, – не болезнь. Это одержимость…

Связь опять ослабела.

Что-то с амулетом? Теперь, чтобы почувствовать Лунную девочку, ему приходится напрягать все силы. А их расходовать нельзя. Самое трудное впереди.

Горшок из белой глины нагревается в ладонях, тоже ждет своего часа. И кукла Лия ждет: таращит глаза-бусины, смотрит испуганно.

Хорошо, что луна уже не полная. Все еще сильная, но теперь ее силе можно противостоять.

Не отвлекаться! Искать связь с амулетом, с Лунной девочкой.

Как же мало времени…

Ему повезло, Франкенштейн оказался трезв и с готовностью пошел на контакт.

– Валик, что у тебя в школе по рисованию было? – спросил Монгол, переступая порог той самой приснопамятной каморки, в которой он первый раз повстречал Огневушку.

– Трояк, – Франкенштейн вопросу не удивился, смахнул со стола крошки, пригласил: – Присаживайся, Монгол. Хочешь, спиритуса налью? Начальство сегодня свалило на какой-то семинар, так что по стопочке можно.

– Некогда, – Монгол присел на кушетку, – я к тебе вообще-то по делу.

– Зашел узнать о моей успеваемости? – Франкенштейн извлек из тумбочки пол-литровую бутыль, плеснул ее содержимое в пластиковый стаканчик. – Тебя только рисование интересует или еще что-нибудь?

– В основном рисование. Видел я сегодня у следователя твои художества.

– Это ты о фотороботе? – Франкенштейн расплылся в довольной ухмылке. – А ничего так рожа получилась, у меня математичка вот точно такой же грымзой была.

– Так ты сознательно чинил препятствия следствию? – удивился Монгол.

– Не следствию, а следователю. Уж больно тип неприятный, смотрит на тебя, точно ты не человек, а грязь на его ботинках. Не люблю я таких спесивых. Может, все-таки выпьешь? – Франкенштейн кивнул на бутыль.

– В другой раз. Ты мне вот что еще скажи, друг Валентин. Ведь так же бывает, что, когда человек пропадает, его родственники морги обзванивают?

– Да каждый день по сто раз!

– И у вас такие звонки как-то фиксируются?

– Конечно.

– А можно узнать, не искал ли кто-нибудь нашу общую знакомую?

– Это покойницу воскресшую, что ли?

– Ее самую.

– Легко! Пошли за мной.

Подземный коридор, на сей раз совершенно пустой, без каталок и покойников, вывел их к запертому на ключ кабинету.

– Прошу! – Франкенштейн распахнул дверь, посторонился, пропуская Монгола внутрь. – Тут у нас вся документация хранится. Вот и журнальчик, – он пролистал толстенный гроссбух и удовлетворенно поцокал языком. – А ведь ты прав! Искали нашу красавицу. Некто Василенко Петр Борисович, как раз на следующий день.

Значит, Василенко Петр Борисович. Монгол поскреб щетину. Фамилия, скорее всего, выдуманная, но сам факт говорит о многом. Убийца знал, что девочка попадет в морг, но хотел подстраховаться, позвонил – а тут облом. Труп оказался вполне жизнеспособным и отбыл на карете «Скорой помощи» в больницу. Вот, наверное, тогда убийца и решил не пускать дело на самотек, а разобраться с Огневушкой лично. Кому же она так насолила?

– Ну, помог я тебе? – Франкенштейн захлопнул журнал.

– Валик, Родина тебя не забудет!

– Главное, чтобы ты мою доброту не забыл. Бутылки коньяка достаточно.

– Договорились!

Очутившись на улице, Монгол вздохнул полной грудью. После удушающего формалинового запаха обители мертвых загазованный московский воздух показался ему пьяняще приятным.

Так, одно дело сделано. А сейчас самое время заглянуть в Институт Африки, показать Огневушкино украшение знающему человечку.

Человечек был Монголовым одноклассником, не так чтобы самым близким другом, но хорошим приятелем. Такой в маленькой просьбе не откажет. Только бы на месте оказался, а то что-то мобильник не отвечает.

Мобильник не отвечал потому, что одноклассник обнаружился в буквальном смысле под землей, в институтском подвале – разбирался в каких-то архивах. Монгол насилу его отыскал.

В просьбе приятель не отказал. Мало того, увидев медальон, пришел в крайнее возбуждение, минут десять лопотал что-то непонятное, поворачивал побрякушку и так и этак, рассматривал под лупой, разве что на зуб не пробовал. Неизвестно, сколько бы еще длилось подобное безобразие, не потеряй Монгол терпение.

– Ну, что это такое? – Чтобы прекратить суету и ажитацию, медальон у ученого мужа пришлось отбирать едва ли не силой. – Ты знаешь?

– Просто удивительно! – Тот поправил очки и с удивлением воззрился на Монгола. – Где ты его взял?

– Да так, у одного знакомого.

– У меня пока есть лишь предположения. Дай мне сутки, а лучше двое – и я точно скажу, что это такое.

– У меня только час.

– Час? – Одноклассник приуныл. – За час я ничего не успею, смогу обрисовать картину только в общих чертах. А нельзя ли попросить твоего знакомого, чтобы он предоставил нам свой артефакт для более детального изучения? Или вдруг он ему не очень нужен, так я бы мог купить!

– Он не продается, – Монгол покачал головой. – Ну, так что это за украшение такое?

– Это не украшение, а что-то вроде оберега. Знаешь, во многих африканских культах используют защитные амулеты.

– И от чего должен защищать этот?

– Не от чего, а от кого. Он должен защищать окружающих от его владельца. Вот, как-то так, – одноклассник просительно глянул на Монгола, и сказал: – Мне бы его досконально изучить, бумаги кое-какие просмотреть.

– У тебя есть ровно час, – Монгол протянул ему медальон и спросил: – Я что-то не очень хорошо понял, выходит, владелец медальона потенциально опасен, и медальон работает, как…

– Сдерживающая сила, – закончил за него одноклассник.

– Очуметь! Я уже боюсь спрашивать, что же эта сила сдерживает.

– Мне нужно два часа. – В голосе товарища появилась непривычная категоричность и свойственная всем ученым мужам фанатичность. – Через два часа я сообщу тебе все, что смогу узнать.

Время тянулось медленно. Монгол хотел позвонить Огневушке, узнать, как у нее дела, но в катакомбах института связь была аховая, а выходить на улицу он не решился. Мало ли что за время его отсутствия может статься с медальоном. Вдруг одноклассник ради науки решит поступиться принципами и побрякушку умыкнет. Ладно, ничего не случится, если он позвонит чуть позже.