Филлис Уитни - Грозовая обитель

— Я вижу, вы вернулись — и опоздали к обеду, — укоризненно заметила Гортензия. — Вы знаете, как относится папа к малейшим отступлениям в пунктуальности.

Росс ничего не ответил. Его блестящие каштановые волосы сияли при свете свечей; он занял место за столом рядом с Летти и нетерпеливым жестом закинул назад непокорную прядь. Камилла ждала от него хоть какого-нибудь приветствия — не мог же он не признать в ней свою спутницу, — но не дождалась. Казалось, пелена гнева застилает его взор и отгораживает от людей, сидящих за столом. Когда Гортензия передала ему наполненную супом тарелку, он взял ложку и начал есть, не обращая внимания на окружающих.

Летти закашлялась и приложила к губам уголок носового платка, затем повернулась к Камилле и прервала неловкое молчание:

— Я заметила браслет, моя дорогая. Как хорошо я его помню!

— Он принадлежал моей матери. Я его очень люблю.

В разговор вмешалась Гортензия.

— Не знаю, почему Алтея решила взять с собой столь малоценную вещь. При этом она оставила здесь принадлежащий ей браслет с бриллиантами, продав который можно было надолго обеспечить кровом и пропитанием все ваше семейство.

— Мы никогда не жили в нужде, тетя Гортензия, — спокойно заметила Камилла.

— А чем ты занималась после смерти отца? — спросила Гортензия.

— Последние четыре года я работала гувернанткой, — пояснила Камилла. — В Нью-Йорке на них большой спрос.

— И тебе нравилась эта работа? — поинтересовалась Летти.

— Как такое может понравиться? — ответила за Камиллу Гортензия. — Слово «гувернантка» придумано для щадящего обозначения домашней прислуги, занимающейся чужими детьми.

Камилла вышла к обеду, еще не утратив надежду завоевать расположение Гортензии, умилостивить ее кротостью и, если получится, установить теплые дружеские отношения со всеми членами семьи. Но презрительное замечание тети Гортензии заставило Камиллу усомниться в такой возможности. Бут с нескрываемым любопытством ожидал ее реакции. Росс уткнулся в свою тарелку, словно не замечая происходящего.

— Это не совсем так, тетя Гортензия, — возразила Камилла сдержанным тоном. — Роль гувернантки в семье довольно ответственна. Если родители это понимают, она может принести большую пользу. Я считаю эту работу интересной и вполне достойной.

Камилла подумала про себя, что работа обеспечивала независимость и позволяла распоряжаться судьбой по собственному усмотрению. Она ценила преимущества, которые предоставляла ей служба, и не хотела их терять.

Оказывается, Росс все же прислушивался к разговору; пришел его черед удивить Камиллу.

— Браво, мисс Кинг! — воскликнул он. — Не позволяйте им разговаривать с нами покровительственным тоном. Умейте постоять за себя.

Камилла никак не откликнулась на его замечание. Она не была уверена, что хочет иметь подобного союзника, если из-за этого между ней и всеми остальными членами семьи Джаддов установятся враждебные отношения.

— Как бы то ни было, я рада, что у тебя есть занятие, к которому ты можешь вернуться, — заявила Гортензия. — Полагаю, что эта работа достаточно респектабельна для обедневшей женщины из хорошей семьи — а именно в такое положение поставили тебя твои родители.

Бут с иронической улыбкой обратился к Гортензии:

— Ах, мама, это положение не является окончательным. Разумеется, дедушка Оррин оставит кузине часть наследства. Может быть, она не теряет надежды и смотрит в будущее с оптимизмом? — Он дружелюбно повернулся к Камилле: — Еще есть время, чтобы он включил тебя в завещание.

Росс мрачно заметил, обращаясь к Гортензии:

— Да, никогда не поздно изменить завещание. Я полагаю, именно поэтому вы пытались устранить меня на эти дни. Чтобы помешать мне общаться с Оррином Джаддом.

Гортензия порозовела от негодования, Бут с улыбкой спросил:

— Неужели вы так думаете, Грейнджер, что мы не знаем, как вы сами в последнее время пытались оказать давление на дедушку?

Камилле показалось, что Росс вот-вот встанет и в знак протеста выйдет из-за стола, но он овладел собой и остался на месте.

Грейс сменила тарелки и вернулась с мясным блюдом. Летти нервно затараторила о том, какое благоприятное воздействие окажет сегодняшний дождь на садовые растения. Никто не обращал на нее особого внимания. Камилла чувствовала, что за столом нарастает напряженность. На ее взгляд, Гортензия и Росс вели себя непристойно. Ее коробило оттого, что родственники обсуждают завещание, когда дедушка, быть может, умирает в своей спальне. Она поневоле вспомнила его слова насчет кружащихся над ним стервятников.

Когда Грейс вышла из комнаты и Гортензия начала раскладывать по тарелкам ростбиф, Росс обратился к ней снова:

— Мне бы хотелось узнать, зачем вы под самым смехотворным предлогом послали меня в Нью-Йорк. Ясно, что вам понадобилось избавиться от меня. Но что вы собирались сделать в мое отсутствие?

— Вы невыносимы! — сорвалась Гортензия. Летти сдавила пальцами виски, морщась, словно от головной боли.

— Ах, пожалуйста… пожалуйста. Давайте сохранять приличия хотя бы за обедом. Что подумает о нас Камилла, услышав подобные разговоры?

— Спроси лучше, что она подумает о тебе, — съязвила ее сестра. — Не покажусь ли я ей в сравнении с тобой невинной овечкой?

Камилла приготовилась к тому, что Летти сейчас разрыдается; к ней повернулся Бут и завел разговор о саде, чем несколько разрядил обстановку. Гортензия поглядывала на сына, а Росс слушал молча, не сводя глаз с Камиллы.

Все с облегчением вздохнули, когда подали десерт, и обед подошел к концу. К этому моменту Камилла почувствовала, что ее нервы напряжены до предела. Враждебность, господствовавшая в комнате, была столь явственной, что казалась висевшей в воздухе, как туча. Камилла ощутила, что, несмотря на благие намерения, ее тоже заражают ядовитые испарения ненависти и злобы.

Когда появилась возможность встать из-за стола, ей захотелось извиниться и поскорее укрыться в убежище материнской комнаты, но тут рядом возник Бут и увлек Камиллу через коридор в гостиную; она поняла, что путь к отступлению отрезан.

По-видимому, послеобеденный кофе в гостиной также входил в число семейных обычаев. В большой комнате, расположенной в «речном» крыле дома, были зажжены свечи, в камине потрескивал огонь. Гостиная напоминала чашу, переполненную сокровищами Востока. Большая часть мебели была изготовлена из черного дерева и обтянута черным атласом с золотистой каймой. На полу, покрытом роскошными восточными коврами, стояли китайские ширмы; на всех столах, полках и шкафах — едва ли не на каждой горизонтальной поверхности — теснились разнообразные изделия из нефрита, бронзы, перегородчатой эмали, коралловые безделушки, японская глазированная посуда. К высокому потолку тянулись огромные окна, требовавшие внушительного количества ткани на портьеры и занавеси.