Филлис Уитни - Грозовая обитель

— Я рада, что ты осмотрела Голубые Буки, дорогая, — сказала Летти. — Но на твоем месте я держалась бы подальше от этого дома. Конечно, я ничего не имею против Норы Редферн. Ведь ее мать с детства дружила с Алтеей. Миссис Ландри, мать Норы, живет теперь где-то в верховьях Гудзона. Мы не видели ее многие годы. Нора вдова, у нее трое детей. Лично я считаю ее необычайно смелой женщиной, но Гортензия относится к ней как-то настороженно.

— Она натерпелась от острого языка матери Норы, — пояснил Бут. — А сейчас, тетя Летти, я помогу тебе спуститься в твою комнату. Печальные воспоминания, связанные с детской, не способствуют выздоровлению.

— Вовсе они не печальные, а самые счастливые в моей жизни, — возразила она и протянула руки Буту. Тот поднял ее, словно пушинку; скрюченная рука Летти обнимала его за шею, когда он нес ее к двери.

Камилла взяла поднос и последовала за ними, у нее под ногами путалась Миньонетта. Приблизившись к двери, Камилла заметила то, на что не обратила внимание, когда входила в комнату. В темном углу у двери стояла арфа. Чехол от нее лежал рядом на полу, тут же стоял обтянутый вышитой тканью стул; казалось, музыкант, в спешке оставив инструмент, так к нему и не вернулся. Значит, ночная музыка доносилась из этой комнаты. Камилла отправилась вниз. Она подождала Бута на лестничной площадке второго этажа, пока он относил Летти в ее комнату, дальше они пошли вместе.

— Теперь она заснет, — заверил Камиллу Бут. — Смерть дедушки Оррина потрясла. Как и всех нас.

— Если тетя Летти винит себя во всем и считает, что ускорила смерть дедушки, ей приходится особенно тяжело, — предположила Камилла.

— Она готова взять вину на себя, — заметил Бут. — При этом тетя Летти обладает богатым воображением, которое доставляет ей много хлопот. Ты не должна принимать все, что она говорит, за чистую монету, кузина. А сейчас я спущусь вниз и посмотрю, как мама улаживает дела с мистером Помптоном.

Он одарил Камиллу сияющей улыбкой, которая, неожиданно появляясь на его мрачном лице, каждый раз ее удивляла. После граничащей с грубостью резкости Росса мягкие манеры Бута согревали душу Камиллы.

Вернувшись в свою комнату, она подумала о том, что ничего не знает об обстоятельствах его усыновления. Почему Гортензия, которая никогда не была замужем и не казалась женщиной, наделенной сильным материнским инстинктом, решила усыновить десятилетнего мальчика? Насколько тесно связан Бут с семьей Джаддов? И не странно ли, что взрослый мужчина продолжает жить в такой необычной семейной обстановке?

Камилла провела остаток утра в комнате, не зная, чем себя занять. Она чувствовала себя несчастной оттого, что как бы раздвоилась между полюсами своей жизни, не принадлежа полностью ни одному из них.

Днем Летти не выходила из комнаты, Бут отправился в деревню, Росс уже давно не появлялся в доме, так что, когда пришло время ленча, Камилле и Гортензии пришлось сесть за стол вдвоем.

Тетя казалась чем-то озабоченной и несколько взвинченной; черные янтарные бусы на платье переливались и дрожали, словно растревоженные беспокойным биением ее сердца. По крайней мере, она не выглядела такой недоступной, как во время их первой встречи.

— Каковы ваши ближайшие планы, тетя Гортензия? — спросила Камилла.

— Разумеется, прежде всего, мы избавимся от дома. И не имеет значения, продадим мы его, бросим или сожжем. Все лучше, чем продолжать жить под этой крышей.

— А мне он кажется чудесным, — призналась Камилла. — Разве не позор — выпустить его из рук семьи Джаддов?

Гортензия хмыкнула, качнув прическу «помпадур».

— Тебе не пришлось провести большую часть жизни в доме, к которому привязана насильно, против воли. Когда мама была жива, мы владели домами повсюду, в том числе роскошным особняком в Нью-Йорке. Я до сих пор вспоминаю званые балы и вечера, шутки и веселье, царившие на них, заграничные путешествия. Даже смерть Алтеи не потрясла папу так, как ее бегство, после которого он сильно сдал. А какую восхитительную жизнь мы вели до этого — с новыми нарядами и веселыми друзьями; я чувствую, что создана для такой жизни. Но когда Алтея вышла замуж, папа продал все дома, кроме Грозовой Обители, любимого дома Алтеи. Он вел себя так, будто она умерла, не хотел никуда ездить и не выпускал из имения нас. Все эти годы мы жили как в заточении.

Камилла испытала жалость к тете. Если ее детства готовили к городской светской жизни, то, заперев дочь в Обители, отец обошелся с Гортензией деспотично и жестоко.

— А как тетя Летти отнеслась к такой перемене? — поинтересовалась Камилла.

Гортензия безнадежно махнула рукой.

— Она даже не знает, для чего существуют деньги. Для полного счастья ей достаточно арфы, сада и кошки. Дай сестре волю — так она, как последняя дура, предпочтет и дальше влачить под этой крышей тупое, жалкое существование. Если папа оставил ей деньги или собственность, она не сумеет ими распорядиться. А я сумею. Есть план, касающийся меня и, конечно, Бута. Теперь я смогу сделать для него многое из того, чего папа никогда бы не позволил. И я посмеюсь, наконец, над Россом Грейнджером. Этот молодой человек слишком долго влиял на наши судьбы. Первое, что я сделаю, — это уволю его.

Гортензия была так возбуждена, что на ее щеках проступили красные пятна. Камилла попыталась ее отвлечь.

— Расскажите мне о Буте, — попросила она.

По-видимому, Камилла верно определила тему, способную смягчить сердце Гортензии. Она, несомненно, искренне гордилась сыном и любила его.

— Бут необычайно талантлив, — уверяла она Камиллу. — Он на редкость одаренный художник, единственное, чего ему не хватает — это веры в свои силы; он обрел бы ее, если бы смог себе позволить жить в Нью-Йорке. Но какими возможностями располагает он здесь, в глуши? Пала всегда ненавидел живопись и мешал Буту на каждом шагу. Хотел, чтобы Бут работал в каком-то концерне, занялся бизнесом. Воображаю! Такой тонкий человек, как Бут, — и вдруг бизнес!

— В доме есть какие-нибудь картины Бута? — спросила Камилла. — Я бы хотела их посмотреть.

— Одна из них висит в моей комнате. Доедай свой рисовый пудинг, Камилла, и я тебе ее покажу.

Отношение Гортензии к Буту было настолько восторженным и некритичным, что, слушая ее, Камилла испытывала неловкость. Ей казалось, что Бут совершенно равнодушен к своей приемной матери, и Камилле оставалось только жалеть Гортензию.

Комната тети располагалась на втором этаже, напротив комнаты Камиллы. Она была большая, тускло освещенная, с тяжелыми портьерами на окнах. От накопившейся пыли здесь тяжело дышалось. Давало о себе знать пристрастие Гортензии к роскоши и великолепию; комната утопала в бархате, атласе и парче; окраска всех этих пропылившихся и давно требующих чистки тканей была выдержана в бледно-желтых тонах.