Людмила Бояджиева - Ужин с кумиром

Шеф метнул на столик гостей скатерть и поставил чашечки кофе: — От меня лично — поклонника вашего цветущего таланта. Сливки, сахар. Минеральная вода? Телевизор? Кстати, только что была интересная передача… — он нажал кнопку и, словно по заказу, зазвучал шлягер Кинга «Я за тебя молюсь…»

Небрежно кивнув хозяину бара в знак благодарности, Эн прислушалась. Ее физиономия, отнюдь не выигравшая от отсутствия косметики, изобразила ужас: — Мой Бог, и здесь я слышать его голос!

— Феномен глобальной популярности. Твоего мужа крутят по всей стране и президенты, и всякая шваль. Пардон, народ, — Спонсор осторожно отхлебнул кофе.

Энн Тарлтон вдруг покрылась пятнами и живо перешла на более приемлемый для нее лексикон: — Народ!? Сброд. Моему Тимирчику такой народ до фени! Он без понтов по всему миру бабки сшибает. Гребет по высшему разряду! И совершенно не нуждается в дешевой популярности…

— Увы, широкий пипл далек от настоящего искусства! Слушают великого актера, при этом принимают внутрь всякую дрянь, свински упиваются и бьют друг другу лица. Смотри, какие типажи — боров и его телочка, — Спонсор без зазрения совести указал на шефа и Миледи, затем пальцем подманил Иру. — Иди сюда, детка. Он трахает тебя, эта жирная скотина? — Заметив журнал в руках девушки, которым она прикрывала заляпанное кремом платье, толстяк заулыбался: — А что мы читаем? «Мир кино»! Недурно, для этой забегаловки.

Ираклий Саркисович, наконец, отчетливо расслышавший текст гостя, застыл у стойки. Сейчас он особенно был похож на мафиози, решающего мстить за оскорбленную честь «семьи». Мгновение, и он сделает гостям такое предложение…Только пятки засверкают.

— Господа, дорогая Энн… Такой случай… — замельтешил Юрка, пытаясь предотвратить назревающий конфликт. — Для ваших поклонников, миссис Тарльтон! Автограф… Вот сюда, прямо на афишу…Тысяча благодарностей! — он выхватил их кармана Дона ручку и протянул даме: — Плиз!!

— Что-о-о! — Взвизгнула дама, наткнувшись взглядом на собственную изуродованную физиономию, и окаменела. Было похоже, что она выбирает между двумя возможностями развития действия — падением в обморок и дракой. Спонсор поспешил отвлечь свою оскорбленную спутницу от опасных мыслей. Тыча жирным пальцем в изуродованный портрет, затараторил: — Вот, милая моя! Это именно то, о чем я говорю тебе, — полная нравственная деградация в массе!

Сорвав афишу, Миледи спрятала ее за спиной и дерзким взглядом Кармен уперлась в соперницу. С каким наслаждением она готовилась вцепиться в красные патлы принявшей борцовскую стойку нахалки!

Онемевший от неожиданности Юрка, подал голос: — Была совсем целая, красивая афиша! Честное слово… Я… я не знал, что Миледи… Нет! Она не нарочно… она не хотела… Гладышева инвалид с детства. Знаете, от волнения у нее даже бывают судороги!

— Я сегодня же буду звонить мэру, пусть сметет к чертовой матери эту вонючую стекляшку! — Бычья шея спонсора налилась кровью. Дон в отчаянии уронил руки и промолчал — он решил пожертвовать личным достоинством ради процветания заведения. Скандал со знаменитостями мог покончить с репутацией «Путника». И тогда Миледи отказала себе в удовольствии отмутузить задаваку Поцулько. Она предпочла спасти Дона, изобразив самую жуткую гримасу, соответствующую диагнозу Юрки «инвалид с детства», а еще тик, который ей здорово удавался в школьных передрягах.

Энн отступила, вспомнив про предписанную ей по сценарию раскрутки роль леди и утерянный в пылу дискуссии акцент: — Фи, какой жуткий женщина! Это тяжело смотреть… И ее духи, святой Патрик! Воздух! Мне надо иметь свежий воздух! Я буду говорить министр культура! Пусть запрещайт слушать мой муж в грязных местах.

— Именно! — Подхватил ее под руку спутник, увлекая к выходу. — Я немедля сообщу в Санэпидстанцию, что видел здесь на продуктах питания энергичных, хорошо упитанных тараканов.

Словно отыграв сцену, гости удалились. Скрипнул плетеный стул под рухнувшим Доном. Жужжал в тишине вентилятор, колебля снежно белые шторы.

— Ты уволена, детка. В третий и в последний раз. И никогда, никогда больше добренький шеф не пустит тебя даже на порог… — Дон налил себе большую чашку кофе и залпом осушил ее. — Гут бай, Миледи…

Миледи фыркнула, бросив на стойку скомканный фартук: — К чертям тебя и твое заведение! Развел тараканов, бразильский шпион!

Взяв телефон, она решительно набрала номер:

— Вы ищете уродов? Отлично! Говорю — от- лич- но! — прогнусавила она, зажав нос, — У меня одна нога, врожденное косоглазие и хронические ринит. Еще…, но это между нами, болезнь Паркинсона в стадии обострения… Не хотелось бы афишировать. Я пока не замужем. — Возраст? То есть, сколько мне лет? — М-м-м… Слегка за сорок. Точнее для анкеты? Ну, скажем, — пятьдесят шесть. Люблю ли я громкую музыку? О, милая! Как я танцевала в дансингах на Елисейских полях! Это было еще до войны — носили креп-джоржетт и стрижку «гарсон». Сейчас я вам расскажу о своем дружке Жанне. Жанне Маре. Вы слышали конечно. Он же не всегда был э… голубоватым. Вы меня понимаете? Что? В среду с девяти до одиннадцати в двести тридцать пятую комнату… Записываю… Со всеми протезами… Своими или вообще? Поняла. Вы очень, очень любезны, мивая… Не забудьте поставить меня в списки. И запишите мой номер… — Продиктовав телефон кафе, она повесила трубку и показала язык шефу: — Р азумеется, это в последний раз. Больше твой телефон мне не понадобится… Чао, Дон, ариведерчи, Юранчик! Так неожиданно началась карьера легендарной… Миледи!

Местная киностудия в начале Перестройки бурно загнивала вместе с новым российским кино, потом нашла пути к выживанию. Заинтересованные южной натурой и сравнительно недорогой арендой съемочных помещений, сюда стали приезжать из столицы, отснимать километражи мыльных сериалов и рекламные ролики. Дендрарий охотно выступал в роли иноземной экзотики, море сходило и за Средиземное, и за Атлантический океан. Оживился выживший киношный персонал, выползли из щелей старые кадры. И если заглянуть в холл рекламного агентства в день подбора исполнителей для рекламного ролика, то можно засомневаться: уж не студия ли Парамаунт начала пробы? На диванах и в креслах расположились гражданки разного возраста и степени разрушения. Молоденькая секретарша по списку приглашала претенденток в студию. Было вовсе непонятно, что ищут киношники — даму пожилую, но полную обаяния и шарма или полную развалюху? И таким и этаким давали от ворот поворот. Живо обсуждавшие художественные проблемы и болезни претендентки затихли, услышав хриплый, заходящийся лаем кашель. Головы повернулись к лифту, из которого, грохоча костылями и протезом, выгрузилось нечто.