Паулина Симонс - Красные листья

Так было. И так продолжалось, потому что Кристина хотела, чтобы они оставались друзьями. А собственно, почему они не должны оставаться добрыми друзьями? Это стыд и срам — разрушать такую настоящую студенческую дружбу только из-за отношений Альберта и Конни, которые, в общем-то, ничего не значили.

Однако Кристина знала, что Констанция Тобиас так не считает. Альберт был для Конни всем.

В начале этого учебного года какая-то из сокурсниц спросила у Конни:

— А что, ты по-прежнему встречаешься с Альбертом?

На что Конни ответила:

— Отныне и навсегда.

Досмотрев одиннадцатичасовые новости, они поднялись. Кристина потянулась. Конни подняла лицо к Альберту, который был обязан сейчас поцеловать ее и сделал это. Кристина опустила глаза.

— Ладно, — сказала Конни, хватая руку Альберта и прижимаясь к нему грудью, — спокойной ночи. Мне завтра вставать в семь сорок пять.

— Кристина, ты пса выводить собираешься? — спросил Альберт, глядя прямо на нее.

Она настолько глубоко ушла в свои мысли, что ей потребовалось какое-то время, чтобы ответить.

— Да, конечно, иду. — Кристина попыталась улыбнуться.

— Может быть, ты хочешь, чтобы я его вывел? Так я не возражаю. Ты ведь боишься выходить поздно вечером.

Джим выдвинулся вперед и пообещал:

— С ней все будет в порядке, спасибо. Кристина вопросительно посмотрела на Джима.

— Со мной все будет в порядке, — сказала она. — Спасибо.

— С ними все будет в порядке, Альберт, — сказала Конни, таща его за руку. — Пошли.

После того как Альберт и Конни ушли, Джим проговорил угрюмо:

— Хочешь, я погуляю с ним? Только сбегаю надену куртку.

— Все в порядке, Джимбо, — отозвалась она, покачав головой. — Я погуляю с ним сама.

— Но ведь у тебя нет пальто. И вообще, где ты его оставила?

— Не знаю, — быстро сказала Кристина, думая, как бы выбрать время и съездить за ним в Фаренбрей. «Завтра у меня занятия, баскетбол, а потом в два «Красные листья». Ладно, впереди большой уик-энд, вот тогда и заберу. Будет полно времени».

Кристине надо было бы попросить Альберта или Джима погулять с псом, — ей действительно не хотелось выходить с ним. Было уже поздно, и она устала. Аристотель любил забираться в самые темные, а стало быть, и самые страшные уголки рощи позади общежития Хинман и библиотеки Фелдберг. А Кристине это очень не нравилось.

— Ну так как, хочешь, чтобы я прогулялся с собакой или нет? — спросил Джим.

— Нет, не надо. Я сама. — Она сделала паузу. «Как же я сегодня устала». — А ты не хочешь остаться?

— Остаться? — переспросил Джим.

— Да, — сказала она, пытаясь улыбнуться.

— Крисси, мне завтра вставать в семь сорок пять.

— Я знаю. И мне тоже.

— Сегодня я весь измочален, — сказал он. — Может, завтра?

Она посмотрела на него и смирилась.

— Да, конечно, Джимбо. Может, действительно завтра. Должно быть, он уловил нотки грусти в ее голосе, потому что сказал:

— Ведь завтра твой день рождения? Верно? Да-да, совершенно точно. Завтра.

Она изобразила улыбку!

— Ладно. — Она поцеловала его. — Ты уже больше не сходишь по мне с ума, правда, Джимбо?

— Почему ты так решила? — выговорил он с напряжением. — Я что, должен сходить с ума?

— Нет, конечно, не должен, — сказала Кристина, не глядя на него. — Ладно, спокойной ночи.

Кристина быстро вывела Аристотеля в холодную ночь. Он натягивал поводок, чтобы по деревянным ступенькам пуститься сразу в лес.

— Нет, Аристотель, — твердо заявила Кристина, вытаскивая его на освещенный участок перед Хинманом. — Я не пойду с тобой туда, слышишь ты, псина. И нечего на меня так смотреть. — Аристотель неохотно повиновался. Дав ему покрутиться и обнюхать пространство вокруг, Кристина направилась с ним к мосту. Освещен он был слабо, но она прошла его весь и позволила Аристотелю утащить себя на несколько метров в темноту рощи до кустов. Сердце уже начало колотиться. Она ожидала, когда Аристотель закончит со своими делами, и прислушивалась к неясным шорохам леса.

Услышав какой-то треск рядом, Кристина дернула поводок:

— Давай, Аристотель, пошли! — И побежала назад.

Возвратившись в свою комнату, она выключила верхний свет и посмотрела в окно на рощу и библиотеку Фелдберг.

Уже была почти полночь.

Она сбросила свои новенькие черные ботинки и сразу же вспомнила Спенсера О'Мэлли.

«Симпатичный молодой детектив. Он смотрел на меня, как будто я была лучшей чашкой горячего шоколада, какую он когда-либо пробовал. Приятный мужчина с холодными руками, чьи зрачки расширялись, когда он смотрел на меня. Но что мне сейчас делать с этими расширенными зрачками? Мне надо заниматься исправлением своей жизни. Неправильно она у меня идет. Вся наперекосяк. Я поставила себе целью ее исправить… В каком это году было? Уже и вспомнить не могу. Помню только, что это было в ночь под Новый год. И так каждый год я принимаю решение. Из года в год, начиная, кажется, с одиннадцати лет. Каждый раз под Новый год я пишу на листке десять важнейших задач на предстоящий год и прикрепляю его к стене над своим столом кнопочкой с голубой шляпкой. И первой в этом списке значится именно эта задача. Исправить свою жизнь. Ладно. Вот приближается новый, девяносто четвертый, и уж в этом году я эту проблему решу. Обязательно».

Кристина сняла джинсы и надела чистые черные трусики. Затем она сняла футболку и бюстгальтер и надела розовую ночную рубашку с бретельками. В подростковом возрасте ей очень нравилось разглядывать себя в зеркале, любуясь своей внешностью. Она была похожа на мать. Волосы тогда у нее всегда были коротко подстрижены, и мама не позволяла ей надевать в школу ничего, кроме платьев. Когда-то Кристина была настоящей молодой леди, но в Дартмуте она начала играть в баскетбол, где в первую очередь ценились скорость и выносливость. В Дартмуте у нее не было ни одного платья.

Кристина вышла в холл и направилась в ванную почистить зубы и умыться.

Когда она вернулась, на ее постели в темноте сидел Альберт. Закрыв за собой дверь, Кристина подошла и села рядом, чувствуя облегчение, что вот он, здесь. Он вытер пальцами ее влажную щеку. В свою очередь, Кристина отбросила волосы с его лица. Его конский хвост был распущен, волосы свободно свисали на плечи.

— Я не могу оставаться долго, — сказал он. — Я едва выбрался. Сказал ей, что нужно взять презервативы. Она намекнула, что у нее есть несколько. Я заявил, что хочу цветные. Красные, белые и синие. С красным отливом… [18] Цвета государственного флага США.

— А, ты же у нас патриот. — Она улыбнулась и придвинулась ближе. Он вытер ей другую щеку и лоб. Она смотрела ему прямо в глаза. Ее взгляд медленно передвигался по его лицу, пальцы нежно перебирали волосы. — Я понимаю, — проговорила она мягко. Их руки соприкасались: