Владимир Мавродиев - Красный лист

На ветле светает соловей…
И дрожит, как стебелёк, ветла,
не от солнца розовых лучей,
а от песни сладостной светла…

Сколько лет я прожил на земле?
Я забыл про этот грустный счёт…
Я встаю, я к той иду ветле –
через сердце песня пусть течёт.

Поживу ещё немного я,
если день начался – с соловья,
если он, как лист, не опадает…
Если песня на земле светает.

Подснежниками воздух пахнет
и набухающей землёй.
Я сяду на скамейке в парке
дышать вечернею весной.

А вдалеке, в остывшем доме
погаснет свет в твоём окне.
Ты не узнаешь в полудрёме,
что я опять ушёл к весне.

Что мне ни капельки не скучно
ходить у краешка реки.
Ходить и слушать, очень слушать
траву, деревья и гудки.

В такую ночь, в такие вёсны
мне всё доступно, всё дано.
Хожу, забрасывая звёзды
в любое тёмное окно.

…А мне хотелось одного:
чтоб ночь такая – не кончалась.
А всё, наверно, оттого,
что лодка на воде качалась,
что фиолетовой волной
река махала вслед закату,
что пахло спелою весной:
разливом, деревом, загадкой…
Тянуло тишью от озёр,
костёр трещал, от воли весел.
И месяц бился, как осётр,
в оранжевых сетях созвездий!..
Я думал: утром будут птицы
и капель синий беспокой,
но ничему не повториться,
тем более – ночи́ такой.
Качались ветви, будто вёсла,
и травы набирали рост.
И падали на землю звёзды,
как будто бы птенцы из гнёзд.

Со мной бывает иногда такое:
не спится. Надоест лежать, курить –
иду к реке. Мне хорошо с рекою.
Нам есть всегда о чём поговорить.

…Уткнувшись в берег, спит трудяга-катер.
Пусть ему снятся дальние моря.
Качается звезда в дрожащей капле,
а капля – на ладони у меня.

За Волгой городок – костёр потухший,
лишь окна-угли тлеют кое-где.
Я только Волге открываю душу –
спокойной, сильной и живой воде.

Почти беззвучна ночь. И только волны
вздохнут о чём-то, галькою шуршат.
Я то дышу, не глядя, тихой Волгой,
а то гляжу на Волгу, не дыша.

Подумаю над будущей строкою,
воды напьюсь, присяду и засну.
А Волга тёплой доброю рукою
накинет мне на плечи тишину.

Сухие пятна на заборе,
зимы ослабли удила,
и серости холодной море
синица звенью подожгла.

И удивлённая трава
все мрачные сминает тени.
Гори, лежалая листва,
дыши, апрельское цветенье!

И в этой чистой тишине
невольно расправляешь плечи
и вновь идёшь, лицом к весне,
своей судьбе земной навстречу.

Апрель, он сыплет птичью звень,
дитя помолодевшей зорьки.
Неторопливая сирень
торопится открыть глазёнки.

И разве нужно горевать
в такую пору,
разве можно?
Возьми-ка новую тетрадь,
потрогай синюю обложку.

Весна, она всегда сильна,
она всегда права, не так ли?
Так урони в тетрадь слова,
как будто солнечные капли.

Забудь сомнения свои,
услышь, простившись с тишиною, –
щебечут в парке воробьи
про счастье вечное, земное…

Из дома выйди, удивись:
земля, оттаяв, па́хнет хлебом!..
И это молодое небо
носи в глазах своих
всю жизнь.

Туманные аллеи,
блестящие кусты.
Клёны, как олени,
глядят из темноты.
Снега жду большого,
а приходит дождь:
шорох,
шёпот
колышат
ночь.

Размокшей земли
сторонятся люди.
Может быть, зимы
вообще не будет?
Может, после осени
хлынет весна?
Волга,
будто озеро.
Тишина.

По улочкам, как леший,
всю ночь хожу.
Зелёный, уцелевший
в ладони лист держу.
Не спится мне,
не спится,
не занесёт домой.
А улицам снится
каждой – сон свой.
А земле снятся
синие слегка,
мягкие, пушистые,
тёплые снега.

Увозят пристани.
Против теченья тянут
большие деревянные дома.
Холодный день.
Снег реденький не тает.
Увозят пристани.
Теперь уж всё.
Зима.
Листвою правый берег замело,
листвою красной, жёлтой и зелёной.
Без лампочки фонарь
чуть-чуть склонённый
да лодки с пооблезшею смолой…
Мы каблуками вразнобой стучим,
идём с тобою –
как тогда, в апреле…
Холодный день.
И завтра не теплее.
Глядим на Волгу,
пара слов,
молчим.
Ларёк забит.
Луж серая слюда.
И вдруг гудок
внезапный, хриплый, долгий –
увозят пристани.
Как будто навсегда.
Не надо уходить сейчас от Волги.