Владимир Мавродиев - Красный лист

В небо, в небо
листья ветром заброшены!
Вверх летят они, вверх,
ни один не опустится вниз.
Посмотрите, вглядитесь,
сейчас они очень похожи
на внезапно явившихся
маленьких птиц.
Ах, судьба,
что ж ты с листьями этими сделала…
Им бы тихо упасть,
ждать подхода зимы.
А они – полетели,
сорвавшись с родимого дерева,
в небо, в небо
от серой осенней земли!..
А они – всё мне кажется –
там, в небосводе,
во вторую, крылатую
поверили жизнь.
И летят, и смеются,
веря в то, что никто не позволит
вдруг отнять у них небо,
эту долгую высь…
И не знают они,
что судьба так изменчива,
что последним станет
их первый в небе полёт…
…Осень, осень,
желтоглазая женщина,
задевая прохожих,
по городу молча идёт.

Стернёй вокруг ершится поле,
дымком окутано село.
В который раз мне стало больно,
что лето красное ушло.

Уже делянки перерыли,
и от картошки нет следов.
И пруд, где рыбу мы ловили,
умолк в преддверье холодов.

Не дрогнет жёлтая дорога,
не зачернеет тучей даль.
Какая тихая тревога,
какая светлая печаль!

Вдыхая пряный запах дола,
как терпкий папиросный дым,
поверишь ты, что долго-долго
ещё ты будешь молодым.

И августа уже не жалко…
Лишь в серости ноябрьских дней
поймёшь, что лето провожал ты,
прощаясь с юностью своей…

На могиле отца – два тополя.
Не сидеть бы мне в их тени…
Но стволы почему-то тёплые
даже в злые осенние дни.

Тополей этих сущность – добрая.
И легки они, и туги.
На могиле отца два тополя.
Две руки.

Как сильно пахнет снегом в ноябре,
когда нет ни снежинки на дворе,
когда плывут, печальные слегка,
бесснежные, пустые облака.

Как сильно пахнет снегом в ноябре,
когда привычно встанешь на заре
и по знакомой улочке пойдёшь
через холодный моросящий дождь.

Как сильно пахнет снегом в ноябре
от голых веток, от земли, от рек,
когда, как вестник снежной той поры,
в лицо ударит колющий порыв!

И город под внезапно чистым небом
весь смутным ожиданием томим…
Как густ он, запах снега,
перед снегом!
А в снегопад он еле уловим.

…И запахло летом – запалённым…
Я давно такого не видал,
чтоб над пожелтевшим за́ ночь клёном
август богатейски хохотал!..

А сентябрь пришёл – не разозлённый,
на него ходил я поглядеть:
за обыкновенный лист зелёный
щедро платит золото и медь.

Но деревьям не в новинку это,
от такой награды тяжело,
и молчат с рассвета до рассвета,
кутаясь в последнее тепло.

Скоро дни в унынии потонут:
пьяный ветер, холод, сер и зол.
А пока – лишь дождичек протопал
да туман на цыпочках прошёл.

Но у Волги, в сквере вдоль дорожек,
огоньками странной красоты,
холодея от рассветной дрожи,
не погаснуть силятся цветы.

Сто́ит только лучше приглядеться,
и увидишь, хоть не без труда,
как в дупло луны ползёт погреться
муравьём серебряным звезда.

Не гадаю – что там будет после…
День пройдёт быстрей другого дня,
и уедет, как зелёный поезд,
не простившись, лето от меня…

Октябрь – месяц гулкий.
Средь жёлтой тишины
шаги по переулку
отчётливо слышны.

Проехала подвода,
копыта цок да цок.
Прозрачная погода.
Машина. Стук. Гудок.

Преграды звукам нету,
ведь на земле листва.
Не оттого ль к поэту
летят, летят слова…

Мокры под вечер крыши,
морозец на заре.
Что в мае не услышишь,
услышишь в октябре.

По обе стороны дороги
колеблется над полем стынь.
Тепла редеющего крохи
склевали петухи-кусты.

Над ними туча низко виснет,
и оттого трудней дышать,
и оперенья ярких листьев
не удержать, не удержать.

Ведь провода, и те ослабли,
по ним, провисшим, там и тут
ползут беспомощные капли
и замерзают на ходу.

По тропке, твёрдой от морозца,
в чуть тёплый дом назад вернусь.
А там опять встречает осень:
то скрип, то мрак,
то вздох, то грусть…

И лишь одно покоит душу
под скрип обмёрзших тополей –
что грянет снег и станет лучше,
хотя б синее и белей.

На землю ляжет он невеско,
по ней соскучившись давно,
как будто белой занавеской
задернет серое окно.

Шумят осины у реки
и тянут к небу руки белые.
Прошли дни тёплые, дни первые,
пришли последние деньки.

Зима уже не выжидает:
в траве замёрзшая роса.
Октябрьский ветер выжигает
насквозь печальные леса.