Эльмира Нетесова - Полет над пропастью

— Моя кровинка…

— Небось, не помнишь меня?

— Не припоминаю! — призналась честно.

— А я Тимофей! Вон там, на самом краю села живу! Помнишь, как ко мне за крыжовником и цветами лазила? А как на телку мои кальсоны напялила? Не красней, давно это было. А вспомнить и нынче смешно. Помнишь, как моему кабану жопу скипидаром намазала? Я поначалу озлился, он же, окаянный гад, весь огород вскопал, да так, что мне осталось лишь граблями разровнять землю. Во, подмог зверюга! Сколько сил моих сберег! Я ж тебя долго добром вспоминал! А нынче знаешь, чего к тебе пришел?

Спросить хочу, надолго ли ты к нам приехала или только в гости?

— Наверное, надолго, а что?

— Это хорошо, коль надолго. Может, столкуемся об работе? Не станешь ведь сидеть, сложа руки на пузе? Дело тебе стребуется. А у нас работы прорва. Всякой, только успевай горб подставлять.

— Дед Тимофей, вообще-то я юридический институт закончила. Работала в нотариате, — вспомнила Варя.

— А й что с того? Вон моя невестка учительница, а нынче телят растит, аж две группы. В восемь раз больше получает, чем в школе. У нас дипломом теперь никого не удивишь. Главное — получка! Сумеешь ли на нее семью продержать, юристы имеются. А вот трудяги нужны. Покуда выбор есть. Можешь дочку взять в подмогу.

— Она еще в школе учится.

— А и что? После уроков поможет тебе, вся наша детвора не бездельничает. Твоя уже большая, совсем невеста, пора к делу приноравливаться, познать, как копейка достается. Моя внучка, небось, ее ровесница, на курятнике работает второй год и неплохо получается.

— Мне что посоветуете?

— Мам, тебе сначала выздороветь надо! — встряла Анжела.

— Ишь, вострая! Зачем во взрослые разговоры суешься не спросясь? Разве эдак можно? Вовсе невоспитанная! — нахмурился старик.

— Мама больная! А вы сразу о работе!

— Ты, девка, хвост не подымай! Никто тут твою мамку не сорвет и не обидит. Понятно сказываю? Дело по ее силам подберем, — пообещал хмуро.

Варя, неожиданно для себя, согласилась поработать на инкубаторе.

— Там не чертоломят. Знай одно, следи за температурой и смотри, когда вылупляются цыплята. Не дай им расклевать друг дружку. Такое случалось. Следи и вовремя отсаживай. До двух недель выкормишь и сдаешь. Чем больше цыплят отдашь, тем больше получишь. А коли всех сохранишь, еще и премию дадим. Поняла?

— Конечно! Так когда мне выходить?

— Да хоть завтра!

— Мамка! Ну, зачем ты согласилась на работу? Ведь есть у нас деньги. Спокойно прожили бы без твоих подвигов! К чему лишняя морока? — упрекала Анжел ка.

— Глупышка! Что мне, по-твоему, сказать им было? Отстаньте, у меня есть деньги, проживем сами? Ты знаешь, как это было бы воспринято деревней? Здесь нельзя выделяться, живи как все! Я это давно поняла.

— Мам, давай вернемся в город, к себе. Там никому до нас нет дела! Тут тебя споят или надорвут на работе! — предлагала Анжела.

— Девочка моя! Я не слабее других. И мне надо выдержать, чтобы выжить заново. Вернуться мы всегда успеем. И если почувствую, что не справляюсь, не потяну, сама скажу тебе о том, и мы вернемся. Но теперь нам нужно остаться. Надо подняться там, где однажды упала…

Анжела поняла, мать не переспорить и согласилась.

Целых два месяца Варвара ломала себя. Она уставала до изнеможения и поняла, что, живя в городе, отвыкла от деревни, от нагрузок, постоянных забот, какие, безусловно, отрывали от горя, но выматывали безжалостно.

Варя постоянно была среди людей, они работали вместе с нею, тормошили, не давали зациклиться, впасть в депрессию. Варя знала обо всех их горестях и радостях, понемногу забывала о своей беде. Вечерами, после работы к ней приходили соседи и свои деревенские.

— Ну, как ты, привыкаешь к нашим Липкам? Иль все еще тянет в город? — спрашивали бабу.

А однажды вечером к ней в гости заглянул на огонек зоотехник, Михаил Николаевич. Все деревенские бабы мигом выскочили из дома. Но со двора долго не уходили, заглядывали в окна, силясь не только увидеть, но и услышать, о чем говорит с Варькой самый завидный в деревне жених. Его все знали как отменного кобеля, волокиту и брехуна. Скольким девкам он обещал жениться, сам сбился со счету. Теперь вот решил приударить за Варварой. Та удивилась приходу человека и спросила резко:

— Что нужно?

— Да вот решил заглянуть на огонек! — достал бутылку вина из кармана:

— Давайте скуку развеем. Не то с тоски в нашей глуши озвереть недолго.

— Мне скучать некогда. За день так начертоломлюсь, что домой полуживая приползаю и сразу в койку, хоть бы успеть отдохнуть до утра. Так что не до гостей мне, Михаил Николаевич, вы уж извините…

— Варенька, о чем речь! Вы ложитесь, не обращайте на меня внимания, я немножко посижу рядом. Поверьте, не помешаю, — откупорил бутылку вина и, взяв со стола стаканы, плеснул на дно:

— Давайте по глотку! От усталости как ничто другое помогает, — протянул стакан Варе.

— Я не хочу!

— Расслабьтесь и почувствуете себя совсем другим человеком. Это необходимо здоровью, я вам советую как специалист.

— А вы что с коровами выпиваете? Вы же зоотехник и в человечьих болезнях вряд ли хорошо разбираетесь!

— Не скажите! У людей с животными очень много общего и в заболеваниях. Знаете, как я зоотехником стал? Я же у бабки с дедом рос, тоже в захудалой деревухе. Они хозяйство держали. А у старых откуда силы? Тут же как назло корова борца наелась и разбарабанило ее, как бочонок. Дед с бабкой в слезы, пропала скотина, сдохнет, а на другую денег нет.

И взять их неоткуда. А дед с молока собирал мне на велик. И такая досада взяла, что не получу его. Взял я палку покрепче, разломал ее, вставил корове так, чтоб рот был открыт все время и погнал нашу Зорьку вокруг деревни бегом, без отдыха и остановки. Где-то на десятом круге она меня так обдала зловоньем, что сам чуть не задохнулся, но удержался и погнал дальше. У самого перед глазами красные пузыри, но бегу, куда деваться? Не пойму, кого больше жаль, корову или велик, какой могу не получить. Вот так пригнал я Зорьку к реке, она, бедная, на колени упала, так пить хотелось ей, а нельзя, пока вся отрава из нее не выйдет. Погнал от воды и увидел слезы в глазах коровы. Знаете, Варя, вот тогда во мне зоотехник проклюнулся. Бегу, плачу сам, но гоню корову, чтоб спасти. Лишь в сумерках привел к реке Зорьку. Когда у нее живот совсем опал. Она попила немного и сама домой пошла. Еще восемь лет жила! Но меня больше всех любила. Как своего родного вылизывала, помнила доброе, хотя скотина, так все считают, ума и совести не имеет. А ведь это заблужденье. Скотина, случается, бывает много благодарнее людей. Вот здесь в деревне не могла разродиться женщина. У ребенка заднее прилежание было. Не головою, а ногами на свет пошел. Такое и у животных бывает. Врач в районе, позвали меня, умоляли, помоги Христа ради! Помирает баба, спаси! Ну, пришел. Жаль стало человека. Развернул, достал дитя. А когда уходил, мне даже спасибо не сказали. Случилось, горел конюх от самогонки. Откачал его, прочистил желудок. Ожил человек к ночи. Зато жена на меня с засовом набросилась и орала: