Ольга Крючкова - Фамильный крест

Как только местные свахи прознали, что Данила Выжига скончался, да и Мордасов получил отказ, обложили кондитерскую со всех сторон. Арина не знала, что и делать: сначала отсиживалась на втором этаже, затем ей надоело скрываться, и она пошла в атаку. Арина поступила просто: свах приняла всех по очереди, а затем выгнала и запретила появляться на пороге ее дома, «охотников» же за «клубничкой» оповестили – Арина Выжига обручена и уже обещана другому.

«Казановы» негодовали: как так?! Кто же их опередил? Вся Стромынка терялась в догадках, отчего поток посетителей в кондитерскую не иссяк, а лишь увеличился. Все претенденты, с аппетитом поедающие круассаны в кондитерской, смотрели друг на друга с подозрением и вопросом: а вдруг перед ним и есть тот самый счастливчик, так ловко обойдя всех, получивший благословение самого покойного Выжиги?

Время шло, но Арина замуж не выходила, и счастливчик оставался до сих пор неизвестным. Постепенно страсти, охватившие Стромынку, поутихли.

Иннокентий Еленский тяжело переживал потерю жены и дочери. Почти пять лет он жил один, полностью отдаваясь службе в пансионе. Единственным развлечением, которое он позволял себе были прогулки в ближайшем парке, где он все чаще стал встречать женщину, по виду вдову, с мальчиком лет семи. Еленский подолгу просиживал на скамейке, с удовольствием и печалью наблюдая, как мальчуган кормил голубей, а затем неожиданно спугивал их, и они, пролетев немного, вновь усаживались на землю – летать птицам было тяжело, слишком уж раскормили их сердобольные отдыхающие.

Однажды Еленский направился в парк, прихватив собой специально нарезанный маленькими кусочками хлеб, завернутый в платок. Дойдя до парка, и повернув по дорожке на свое излюбленное место, Иннокентий Петрович увидел вдову и ее сорванца, в груди екнуло – он понял, что ждал встречи и скучал по незнакомке. Женщина была немолода, немногим больше тридцати, высокая, черноволосая, смуглая – все выдавало в ней южанку. Она улыбнулась, завидев Еленского, также привыкнув к его присутствию во время своих прогулок с сыном.

Еленский поклонился и приподнял шляпу, женщина ответила, приветствуя его кивком головы. Затем Иннокентий Петрович достал из кармана узелок с хлебом и начал кормить голубей. Мальчуган, видя такое дело, тотчас же подошел к незнакомцу и попросил несколько кусочков. Еленский с удовольствием отдал сорванцу все хлебные запасы, и узнав от общительного отпрыска его имя, Василий, подсел на скамейку к вдове.

Василий Еленский, штатный рисовальщик «Судебных ведомостей» работал по обыкновению в Сокольническом суде, он ловко зарисовывал сцены, происходящее в зале заседаний. Разбиралось дело некой Елизаветы Раковой, убившей мужа из ревности. Василий рисовал черной пастелью, он предпочитал ее любым другим цветам, и сделал, без малого, уже пятнадцать набросков. Наконец заседание закончилось. Василий собрал листы в папку, убрал пастель в специальный кожаный пенал, и направился к выходу.

Дело было достаточно громким, поэтому собралось множество журналистов из «Московского листка», «Полицейских хроник» и даже еженедельника «Тайны Москвы». Василий почти три года занимался своим ремеслом и журналисты, посещавшие судебные заседания давно ему примелькались. Знакомый Василия, Петр Пахомов из «Московского листка» предложил пройтись по Стромынке и заглянуть в местную кондитерскую Арины Выжиги. Василий был голоден и охотно согласился. Всю дорогу они обсуждали профессиональные дела и девиц, так как Пахомов был любителем прекрасного пола и часто менял своих возлюбленных.

Они приблизились к кондитерской, в витрине которой красовались аппетитные эклеры, «корзиночки» и булочки из папье-маше. Проголодавшиеся друзья вошли в заведение и разместились за столиком. К ним подошла миловидная девушка в белом накрахмаленном переднике:

– Что желаете, господа?

– Барышня-я-я… – нарочито протянул Пахомов, с удовольствием разглядывая румяную официантку, – нам два английских чая и две порции круассанов с бурбонской ванилью.

– Сию минуту, господа, – девушка записала заказ в блокнот и направилась к стойке со сладостями.

– Хороша! Она давно здесь работает… Смотрите: идет прямо, как плывет, и бедрами покачивает… – любовался Пахомов официанткой.

Василий усмехнулся:

– Петр, вы – прямо ценитель женской красоты, – заметил он.

– О, да. Люблю я баб-с. Грешен, сознаюсь. Согласитесь, любезный друг, без них жизнь была бы скучной и пресной. Вот скажем, сегодняшняя Екатерина Ракова – красотка, да и только! А как она уделала своего сожителя топором – живого места не осталось. А все из-за чего – из-за нее, любви-с. Так-то, дорогой мой! Уж лучше без нее, в смысле без любви…

Василий перестал слушать болтовню коллеги и надкусил круассан: он был наисвежайшим, начинка же прямо таяла во рту.

Василий и Петр наслаждались свежевыпеченными круассанами и английским чаем. Зашли посетители, молодая мать и девочка лет пяти, официантка направилась к ним. Петр снова не удержался:

– Так и задрал бы ей юбки…

Василий осуждающе посмотрел на приятеля, тот же ничуть не смутился, набивая рот круассанами. Неожиданно за прилавком, уставленным вазами с выпечкой и пирожными, появилась Арина.

Петр подтолкнул Василия, дабы тот обратил внимание на девушку:

– Обрати внимание… – зашипел он театральным шепотом.

– На кого?

– Да вот, за прилавком появилась сама хозяйка. Местная знаменитость, между прочим.

Василий увидел хозяйку, его поразила внешность молодой особы – она заслуживала кисти лучшего портретиста.

Девушка скользнула взглядом по залу, казалось, она равнодушно посмотрела на присутствующих, но это была лишь видимость, на самом деле она обратила внимание на двух молодых людей, сидевших за центральным столиком: один из них покраснел. Арина отметила про себя, что он, пожалуй, хорош собой – благородные утонченные черты лица, смуглая кожа и черные, как смоль, волосы, непослушные кудряшки ниспадали на лоб, отчего молодой человек казался еще более привлекательным.

«Интересно кто он? Такой симпатичный, и приятельствует с эдаким болтуном, который вечно цепляется к моей официантке…» – подумала Арина и занялась привычным делом.

– Почему знаменитость? – допытывался Василий.

– Так за ней тут все мужское население Стромынки волочится, – пояснил Петр.

– А она?

– А что она? Дает всем от ворот поворот, так-то вот. У нее, между прочим, говорят, приличное приданое, ходят слухи – тысяч десять, а может и больше. Да, жениться б на такой. Днем она – в кондитерской, я – в редакции, а вечером – жаркие объятия в постели. – Размечтался Петр, и непроизвольно потянулся к круассанам Василия. Тот же заметив это, не придал сему обстоятельству ни малейшего значения, а достал бумагу, пастель и попытался зарисовать Арину. Она обслуживала покупателей, ловко укладывая сладости в специальные коробочки и, перевязывая их лентой.