Юлия Шилова - Я стерва, но зато какая, или Сильная женщина в мире слабых мужчин

— Это удивительная страна. Ты обязательно её полюбишь. Страна, не обладающая запасами полезных ископаемых, имеет такую прекрасную экономику. А швейцарские банки — самые надёжные банки в мире, и сюда стекаются все мировые деньги. Нет ни деноминаций, ни навязанных нам обменов денег, ни замороженных вкладов, которые вернут лет через двадцать пять, не раньше. Мои родители эмигрировали сюда, когда я был десятилетним подростком. Хотя первое время нашей семье приходилось туго, я влюбился в Швейцарию. Здесь ощущается реальная забота государства о людях. Пенсионеры живут с уверенностью в завтрашнем дне и могут совершенно спокойно посещать дорогие магазины и рестораны. И это несмотря на то, что в нашей стране один из самых высоких уровней жизни. На улицах почти нет пьяных, нищих и попрошаек. А ещё в Швейцарии самые знаменитые клиники. Их обслуживание заслуженно является одним из лучших в мире. Здесь комфорт, высокое качество, первоклассный сервис, который может удовлетворить требования любого, даже самого щепетильного пациента, доброжелательная атмосфера, гарантированная конфиденциальность. Номера в клиниках на уровне высококлассных отелей, а не больничных палат. Тут тебе и уютные холлы, и бары, и салоны красоты. Поэтому лечение сродни приятному времяпрепровождению. Швейцария — очень дорогая и закрытая страна, получить возможность для проживания в ней могут только состоятельные люди. Конечно, существует Швейцария для туристов и местных граждан. Для тех, кто в ней живёт, она намного дешевле. Цены для постороннего человека и постоянного жителя разные. А ещё в Швейцарии невозможно заблудиться. Тут такая замечательная система указателей и цветовых разметок… А если человек ступил на «зебру» пешеходного перехода, весь транспорт тут же замирает на месте. Интересно за всем этим наблюдать.

— Никогда не думала, что познакомлюсь со Швейцарией именно таким способом.

— Ты же мне пообещала верить в успех. Мне очень интересно с тобой работать, потому что самому хочется знать, что же получится. Ты для меня словно бесформенный кусок глины, а я скульптор, который будет пытаться вылепить тебе новые брови, новые глаза, губы. Ты должна запастись терпением и не ждать быстрого результата. Твой организм слишком слаб, чтобы проводить одну операцию за другой. На лечение уйдут долгие месяцы. Главное — выдержка. Надо собрать волю в кулак. Да и если разобраться, торопиться тебе некуда. Ведь по документам ты умерла ещё год назад, и никто нигде тебя не ждёт…

От его слов мне стало не по себе. Слишком жестокая правда. Однажды, когда Генриха не было дома, я нашла в себе силы выйти из комнаты и даже помогла помощнице по хозяйству приготовить обед. Мы общались с ней на английском. Женщина совершенно меня не боялась и вела себя так, будто я такая же, как все… А однажды она заболела и не вышла на работу. Я приготовила Генриху ужин и встретила его с накрытым столом.

— Ты сама это всё готовила?

— Сама, — кивнула я и принялась наблюдать, как Генрих ест.

— Ты такая умница, — улыбнулся Генрих и поправил очки.

— Это я стала такой, когда превратилась в уродину. А до этого была жуткой стервой, — задумчиво произнесла я.

— Не люблю стерв. — Генрих пригубил вино.

— Мужчины только говорят, что не любят их, на дух не переносят, а сами теряют голову.

— Стервы слишком тщеславны, их удел — одиночество. Для них не существует другого мнения, кроме собственного. Их просто распирает самодовольство оттого, что они цинично используют мужчин. Для них нет морально‑нравственных запретов. Иногда мне кажется, что у них нет сердца. Я любил одну стерву и всегда ощущал, что вместо сердца у неё лёд.

— Вот видишь, всё‑таки ты такую любил.

— Угораздило вляпаться.

— И всё же, мне кажется, она оказалась для тебя роковой.

— Не знаю, роковая она или нет, но мне по‑человечески жалко подобных женщин. Эти несчастные создания взяли на вооружение мужскую линию поведения. Смотрят на сильный пол как на реальное зло и при удобном случае бросаются в бой. У них потребность в доминировании. Поэтому чаще всего они одиноки. У меня создалось впечатление, что каждую из них кто‑то когда‑то обидел и они мстят. Сегодня они искренне влюблены, а завтра разочаровываются и спешат поменять мужчину. Это защита от боли. Это маска и броня.

— Я думаю, это всё‑таки образ жизни. А что стало с той стервой, которую ты любил?

— Мы с ней расстались. Я женился на другой. Устал доказывать, что она должна поверить в мою любовь.

— Мне кажется, ты лукавишь. Она сама тебя бросила. Поэтому ты и женился на другой.

Генрих не отреагировал на моё замечание и продолжил:

— Она вбила себе в голову, что мужчины существуют лишь для того, чтобы их использовать. Стала играть в мужские игры и заигралась. Причём настолько, что временами мужчины видели в ней достаточно сильного противника и начинали с ней соперничать. Они просто забывали, что она женщина. Её жизнь напоминала бои без правил. Она не задумывалась о цене победы и делала всё, чтобы выиграть. Только вот победа приносила ей всё меньше и меньше радости. Она успокаивала себя лишь тем, что победителей не судят. Но уже не могла существовать без этой игры. Ей было жизненно необходимо тешить самолюбие различными мужскими признаниями. Мужчины же всегда отвечали ей взаимностью. Временами даже воспринимали её не только как женщину, с которой хочется переспать, но и как женщину, с которой хочется жить. Но совместная жизнь для неё представлялась ударом ниже пояса и отсутствием кислорода. Когда любовники узнавали, что ей нужна новая страсть и новый допинг, они даже от отчаяния могли поднять на неё руку, шантажировали, а некоторые хотели убить. Одним словом, от собственного бессилия ставили на кон всё.

Она гордилась тем, что умеет держать мужчин в напряжении. Любила быть разной. Менялась, но при этом никогда не изменяла себе. Не побоюсь даже назвать её эдакой девушкой‑хамелеоном. Она из года в год ходила по одному и тому же замкнутому кругу: роман — расставание — роман… Научилась самоотверженно отдавать своё тело, но никогда не обнажала, и уж тем более не отдавала свою душу. Ей казалось, если она когда‑нибудь будет честна с мужчиной, то сразу потеряет свой стержень и станет его бледной копией. А ведь в своём одиночестве виновата только она сама. Она просто не умеет прислушиваться к чужим желаниям, вникать в проблемы и потребности, кроме собственных. Она научилась жить сексуально, играючи, ярко, красиво, вызывающе, эпатажно, но так и не поняла, что секс — только часть жизни, но не вся жизнь.

Я вздрогнула. Генрих говорит так, будто имеет в виду меня. Словно рисует словесный портрет с меня бывшей. Неужели со стороны всё выглядит именно так?..