Джейн Хеллер - Ча-ча-ча

Но я неправильно подумала. Звонок все звонил и звонил, пока я настолько вышла из себя, что решила пойти и посмотреть, кто это там такой настырный.

— Кушать подано, — сказал настырный, когда я открыла дверь.

— Кулли! — Мне одновременно пришлось испытать и радость, и испуг. Я была очень рада, что он пришел, но то, что тело мое покрывали ярко-малиновые пятна от каламина, повергало меня в смертельный ужас. — Что ты здесь делаешь? — спросила я, поплотнее запахивая халат. — И как ты смог пробраться мимо тех акул снаружи?

— Это было нелегко, — рассмеялся он. — Но я же моряк, ты об этом не забыла? Я привык плавать в водах, где акулы кишмя кишат. Я приехал, как только услышал обо всем этом кошмаре.

— Но тебе следовало сперва позвонить. Я хочу сказать — посмотри на меня.

— Ты прекрасна.

— Да, конечно.

— Ты прекрасна. Можно войти? Блюдо остывает.

— А что там?

— Обед. Я решил, что тебе не хватает немного еды и дружеского участия. Последние несколько часов были для тебя совсем не сахарными. Сонни, я обо всем услышал по радио.

— Да, совсем не сахарными, — тихо промолвила я. Я была так тронута заботой Кулли, что бросилась к нему на шею и поцеловала. И плевать на этот каламин. Похоже, он его даже не заметил. — Кулли, ты действительно очень особенный. Я никогда этого не забуду, поверь мне.

— Не стоит благодарности. А теперь, женщина, веди меня на кухню. Я умираю от голода.

Кулли прошел за мной на кухню и поставил на плиту огромную кастрюлю.

— Через минуту это разогреется, — сказал он, снимая лыжную куртку.

На нем был надет темно-зеленый свитер, белая водолазка, все те же голубые джинсы и туристские ботинки. Его щеки и нос покраснели от холодного вечернего февральского воздуха.

Это человека я могу любить, неожиданно пришло мне в голову. И тут я почувствовала, что мои щеки тоже покраснели. Прошедшие несколько недель заставили меня испытать новые, сильные чувства — страха, потери, ярости. Но любовь? Это несколько преждевременно, не так ли? При первой встрече Кулли мне очень не понравился. Как эта неприязнь могла перерасти в любовь? Эта мысль вызвала во мне внутреннее неудобство, я не знала, что с этим делать. Но и отмахнуться от этого тоже было нельзя.

— Пахнет вкусно. Что это такое? — спросила я, обнимая Кулли за бедра, пока он помешивал в кастрюле.

— Дневной улов — цыплов. Поняла?

— Очень смешно.

— В чем дело? Думаешь, только ты умеешь придумывать шутки? — Кулли поцеловал кончик моего носа.

— Когда же, ради всего святого, ты успел приготовить плов из цыпленка? Тебя же не было весь день.

— А я его и не готовил. Я его купил.

— Где?

— У Арни. Ты знаешь, это забегаловка в бухте.

Меня начало мутить. Все говорили, что еда там — сущая отрава. Но, тем не менее, цыпленок пах довольно аппетитно, и со стороны Кулли было очень мило, что он его купил, переложил в свою кастрюлю и привез сюда. Единственное, что мне оставалось, это попробовать.

— За усадьбу Маплбарк и ее очаровательную хозяйку, — произнес тост Кулли. Мы сидели за тем же столом, за каким шесть месяцев назад ели с Сэнди китайские блюда. После того ужина наш с ним брак распался.

Кулли чувствовал, что мне требуется отдых, поэтому не расспрашивал меня об убийстве Мелани и не пытался развлекать пустопорожней болтовней. Мы ели молча, периодически восклицая: «Этот цыпленок — просто чудо!» и перекидывались словами о том, как хорошо быть вместе. Когда я закончила есть, он заговорил со мной.

— Ты хочешь рассказать мне, что все-таки случилось? — ласково спросил он, пожимая мою руку.

Я рассказала ему об убийстве Мелани столько, сколько могла, и сказала, что меня беспокоит ход полицейского расследования.

— Думаю, что я подозреваемая, — призналась я. — Похоже, детектив Корзини очень заинтересовался тем, что у меня нет алиби на ночь со вторника на среду. Ведь после того, как ты привез меня из бухты в одиннадцать часов, я провела всю ночь дома и не могу доказать этого. Но как только я соберусь с силами, я буду бороться.

— Каким образом?

— Я еще не решила. Но знаю, что буду бороться. — Я усмехнулась, когда вспомнила о рукописи под сиденьями моего «порше». Во всей этой суматохе я совершенно забыла перенести коробки из гаража. Ну, да ладно. Они никуда не денутся оттуда до утра, подумала я.

В десять часов мои веки начали слипаться. Я попыталась подавить зевок, но Кулли поймал меня на этом.

— Давай-ка в постель, — сказал он. — Явымою посуду и на цыпочках уйду из дома. Ты ничего не услышишь.

— О, пожалуйста, не надо, — сказала я, дотрагиваясь до его руки.

— Не надо мыть посуду или не надо уходить?

— Не надо мыть посуду и не надо уходить. Я сама вымою посуду утром. Теперь, когда у меня больше нет работы горничной, мне просто необходимо хоть что-то мыть. И еще, я совсем не хочу, чтобы ты уходил.

— Тогда я не уйду, — сказал Кулли, обнимая меня. — Где спальня? Я никогда не бывал в таком большом доме, я могу в нем заблудиться!

— Ты не заблудишься, — сказала я, беря Кулли под руку и ведя его к лестнице.

Когда мы вошли в спальню, Кулли взял меня за руку и подвел к кровати.

— Я так устала, — сказала я, склоняя голову на его плечо.

Кулли взял меня на руки и уложил поперек кровати.

— Женщина, лезь под одеяло, — приказал он.

Я с радостью выполнила его команду, залезая под одеяло и принимая излюбленную позу — с подтянутыми к животу коленками, позу эмбриона.

— А ты? Ты что, не будешь ложиться? — сонно спросила я.

— Сейчас, — прошептал он.

Я услышала, как он разделся и положил одежду на пуфик возле изголовья кровати. Потом я почувствовала, как он залезает под одеяло и сворачивается клубочком подле меня.

— М-м-м-м, — промурлыкала я, когда он прижался ко мне. — Кулли, ты расскажешь мне историю перед сном? Расскажи мне о «Марлоу», о плавании, о, далеких странах и о видах уток. Расскажи мне о…

Я провалилась в сон прежде, чем смогла это осознать. Кулли сжимал меня в своих сильных объятьях моряка, его теплое дыхание согревало мою щеку…

На следующее утро Кулли еще спал, а я была уже на кухне и мыла вчерашнюю посуду. Я уже заканчивала, когда он вошел, обнял меня сзади и поцеловал.

— Как спалось? — спросил он.

— Ничего, при сложившихся обстоятельствах. А ты?

— Я спал прекрасно. Ведь рядом была ты.

Нет, этот парень был слишком хорош, чтобы быть настоящим. Меня это беспокоило. Моя мама, всегда становившаяся унылой фаталисткой, когда дело касалось мужчин, говорила, что если мужчина кажется слишком хорошим, чтобы быть настоящим, то, скорее всего, так оно и есть.

— Хочешь кофе?

— Неплохо бы.

Я налила нам по чашке и предложила сесть.

— Пора, — сказал Кулли, отхлебывая кофе и глядя на часы. — Мне надо сфотографировать дом.