Сюзан Айзекс - После всех этих лет

— У тебя есть доступ к деньгам? — спросила она.

Не уверена. Единственное, что мне известно сейчас, что адвокаты выясняют вопрос об имуществе, которое Ричи скрывал еще за месяц до нашего разрыва. Так или иначе, зачем мне много денег? На целую команду адвокатов по уголовным делам?

— На взятки.

— Касс, твои познания от Джордж Элиот. В жизни это не так.

— Ты лучше знаешь как в жизни — ты все это прочитала в книжках.

— Но я не живу в эпоху Георга V. В обществе Хиггинса. Ты можешь представить меня, дающей взятку Гевински пачкой стодолларовых бумажек в мужском туалете?

По каменным плитам, устилавшим пол галереи, которая вела на веранду, стали слышны шаги Теодора. Мы быстро договорились друг с другом, используя старую уловку доброй половины учителей в Шорхэвене, когда они хотят поговорить по личным делам во время учебного дня или не хотят, например, обсуждать грибковую инфекцию со своим гинекологом по служебному телефону. Я набираю служебный номер Касс и передаю, что из кабинета доктора такого-то уточняют время приема, скажем, одиннадцать часов. Это значит, что в одиннадцать ей надо быть у автомата — обычно мы использовали для этих целей автомат, расположенный у двери кафетерия — куда я ей звоню.

— Рози, — Теодор произнес мое имя так сдержанно, что мне стало ясно: надежды нет.

— Что? — спросила его Касс.

— Мой друг заверил меня, что прокуратура федерального округа и полиция не будут особенно досаждать тебе. И никаких наручников. Они согласились, чтобы Форрест Ньюэл привез ее завтра, когда стемнеет. Если у дома будут караулить фотографы, он вывезет ее незаметно через гараж в собственной машине. К сожалению, это все, чего мне удалось добиться.

— Это все?! — воскликнула Касс. — С твоими связями, я полагала…

Теодор смотрел только на жену. Я уже стала прошлым.

— Получены результаты судебной экспертизы, Кассандра. Нет никаких доказательств, что в ту ночь в доме был кто-то, кроме Рози и Ричи.

Полицейские, следовавшие за мной по дороге к Касс, держались на небольшом расстоянии. Они остановились и съехали на обочину дороги только после того, как я въехала в железные ворота Эмеральд-Пойнта. Ворота были украшены гербом: лев и листья. В профиль у льва была изысканная приподнятая кверху морда — подсознательное напоминание благополучным, честолюбивым, равным по положению соседям Картера Тиллотсона, что он король Нью-Йорка по манипуляциям с носами.

Я сидела в машине перед этим гербом эпохи Тюдоров. Я прозрела. Я свалилась с одной планеты и очутилась совершенно в другом мире, где добрые соседские отношения ограничивались тем, что за меня замолвили доброе слово, и я не буду сфотографирована в наручниках как арестованная за убийство.

Хотела бы я знать, кто из моих друзей-учителей поспешит в «Айуитнесс Ньюз», чтобы сообщить, что за моей спокойной внешностью скрывалась яростная натура. Я думала о своих учениках: кого больше всех огорчит мой арест и мой позор. Джой, нежный и субтильный? Я работала с ним после уроков, чтобы он не отстал, и, как школьный психолог, понимала, что ему надо найти способ самовыражения, найти занятие, которое вывело бы его из депрессивного состояния. Я думала о тех, кто почувствует себя обманутым? Елена из Гватемалы, выпускница моего самого лучшего класса? Ее испанский акцент был настолько сильным, что иногда я с трудом ее понимала — но как она писала! Она была рождена для изучения творчества Шекспира. Разумеется, я знала, кто первым начнет задавать загадки, типа «Что сказала миссис Мейерс перед тем, как заколоть мужа?».

Кто-то жег листья. Воздух был едкий и холодноватый. Было трудно дышать. Я сделала глубокий вдох и вспомнила, что, когда мне было восемь или девять лет, однажды, возвращаясь домой из школы, я остановилась и набрала желудей, чтобы запустить ими в Тома Дрисколла и других мальчишек-католиков, возвращавшихся из Сант-Элоизия. Я была тогда жизнерадостной и сообразительной девчонкой и знала, как привлечь внимание мальчишек.

Я подумала о том, как будут смотреть на меня присяжные заседатели, и о том ужасном мгновении между вопросом судьи: «Ваш вердикт, господа присяжные?» — и их ответом. Разрешаются ли в тюрьме строгого режима свидания в комнате или будут решетки между мной и моими сыновьями, между мной и моими внуками.

Я позвонила в дверь дома Стефани. Подождала. Позвонила еще раз. Наконец она, задыхаясь, с пылающими щеками впустила меня. На ней был бледно-желтый халат с голубой отделкой, а влажные волосы закручены таким же бледно-желтым полотенцем.

— Извини, я была наверху. Собиралась.

Она дрожала. Ветер становился все сильнее, холодный, порывистый. Я вспомнила наше первое утро в Галле Хэвен, когда Ричи, стоя на задней террасе дома, кричал мне: «Эй, Рози! Это все мое!», а ветер дул с пролива, словно аккомпанируя его возгласам.

— А почему Гансел или Гейл не открыли дверь? — спросила я. — Или ты их уволила?

— Гуннар и Ингер. У них все в порядке. Они нашли новое место в Аризоне. Там платят вдвое больше, чем мы. Удачно избавились. Картер сказал, больше никаких супружеских пар. Только горничную и няню для Астор.

Она остановилась и посмотрела на меня. Должно быть, я была похожа на черта, потому что она сразу сникла. Голос стал унылым, вялым, с тревожными нотками.

— У тебя не все в порядке, так?

— Они арестуют меня в ближайшие два дня.

— О, Боже! Рози! Успокойся.

— Не могу. Мне надо поехать домой и переодеться для похорон. Пожалуйста, Стефани, ты должна мне помочь.

Она так туго затянула халат поясом, что должна была чуть отпустить, чтобы хотя бы сделать вдох.

— Конечно, я хочу помочь тебе. Скажи только, что я должна сделать?

— Найди мне другого адвоката. Форрест Ньюэл меня уже достал…

— Да. Он немного старомоден, но он считается одним из лучших.

— Он думает, что я виновна. Он даже не пытается заставить их найти того, кто это сделал. Он просто хочет облегчить мою участь.

— Рози, это как раз то, что должны делать адвокаты.

— Прекрасно. Тогда я выйду из тюрьмы только в 2025 году. Пожалуйста, Стефани, найди мне другого.

— Хорошо. Даю слово. А сейчас сделай глубокий вдох и возьми себя в руки.

Траурная церемония проходила в ритуальном доме в Манхасете в пятнадцати минутах езды от Галле Хэвен. Все было ужасно. Я чуть не поссорилась с Беном из-за того, что сказала ему, что «Подозрительная» не может сидеть рядом с нами, так как не является членом семьи. Обычно очень вежливый и разумный, он обозвал меня «дрянью». Я предложила ему усадить «Подозрительную» рядом с Джессикой — они примерно одного возраста, и им будет о чем поболтать. На это он мне ответил, что он, «Подозрительная», Джессика и отец проводили на самом деле много времени вместе и обе женщины прекрасно ладили. В довершение всего он стоял рядом со мной в приемной, но делал вид, что не замечает моего присутствия.