Сюзан Айзекс - После всех этих лет

— Но она не имела кого-то другого, нет?

— Она не оставляла пресс-релиза.

— Что это значит?

Джейн, разглядывая маленькую складку на моих брюках, обдумывала мой вопрос. Она была не из тех, кто попусту тратит время. В конце концов она сказала:

— Джессика уже и не пыталась скрывать свое отношение. Это было в конце лета. Да, когда он меня выставил. Уже все было очевидно.

Говорила ли мне Джейн правду или то, что я хотела бы услышать, чтобы поскорее избавиться от меня? Если бы она хотела сделать мне приятное, она сказала бы, что это Ричи пресытился Джессикой.

Я пыталась решить, как лучше выбраться из дома Джейн, не связывая ее, не затыкая ей кляпом рот, не выключая ее телефон. Что-то заставило меня вспомнить, как я выбралась из дома Джессики — была вытолкнута ее дорогим папочкой.

— Между прочим, вы знаете что-нибудь о родителях Джессики?

— Откуда мне знать? Послушайте, я могу позвонить к себе в офис и спросить, не было ли звонков?

— Нет.

Но что мне делать с Джейн Бергер? Ударить ее по голове лампой в виде коринфской колонны с абажуром, — и бежать, увеличив тем самым список моих преступлений? Мысль так ударить ее по голове, чтобы у нее отшибло память и она забыла, как меня зовут, была слишком заманчивой. Пока я смаковала эту идею, Джейн забаррикадировалась креслом. Она бросилась к телефону и, нажав кнопку, завопила:

— Помогите!

— Не стоит! — я отступила назад, пошевелив в кармане помадой, но я знала, что все бесполезно.

— Помогите! — у нее оказались мощнейшие легкие.

И я побежала.

«Никакого лифта», — решила я. Джейн нажала какую-то кнопку, а что, если у нее есть кнопка срочного вызова полиции! Нет, она не назвала себя, значит, это кнопка вызова швейцара. Он будет ждать меня у лифта.

Я заметила красную надпись «Выход». Я побежала к стене лестничной клетки и спустилась на два пролета. Я остановилась перевести дыхание и посмотрела на часы. Так, полиция будет здесь минут через пять. Швейцар? Будет ли он ждать, когда приедут полицейские? Видел ли он меня, когда я входила с Джейн? Сможет ли он меня узнать? Или он бросится наверх, чтобы посмотреть, не может ли он сам помочь мисс Бергер?

Прошло три минуты. Я направилась к вестибюлю, набрала в грудь как можно больше воздуха, выбежала из двери лестничной клетки и закричала. Швейцар был на месте, руки по швам, и глядел на лифт. Он окликнул меня очень громким для такого маленького человечка голосом:

— Стойте!

— Пожалуйста! — крикнула я. — Я слышала, как женщина звала на помощь. Это было ужасно!

— О!

Он и в самом деле подумал, что я похожа на безумную. Я действительно была похожа.

— Все в порядке, не волнуйтесь! Полиция уже в пути. Я приложила руку к сердцу.

— Слава Богу! Он улыбнулся.

Попрощавшись, я вышла из здания и завернула за угол. Через секунду, когда я оказалась вне поля его зрения, я побежала, как сумасшедшая.

Я бежала на запад от Центрального парка, надеясь затеряться в толпе. Во вторник в два часа дня на улице были в основном женщины с сумками на колесах и ученики младших классов, главным образом испанцы, под присмотром монахини. Чтобы сохранить оставшиеся силы, я замедлила бег и перешла на быстрый ход.

Кто-то засвистел. По своей провинциальной тупости я сразу же вспомнила футбольную тренировку — и, посмотрев через плечо, ожидала увидеть апоплексическое лицо тренера Крамера, готового ударить одного из ребят. Но вместо него я увидела швейцара Джейн, быстро бежавшего — или пытавшегося бежать — по Восемьдесят восьмой улице, преследовавшего меня с криком: «Остановитесь именем закона!». Задыхаясь, бедный старый гномик отстал, он свистел в свисток, пытаясь привлечь внимание полиции.

Я снова увидела его, и вдруг с ужасом вспомнила, что я оставила свою сумочку в доме Джейн. Я так растерялась, что, ничего не видя перед собой, чуть было не бросилась прятаться в мусорный контейнер, до отказа забитый использованными бумажными полотенцами.

Швейцар опять закричал, что-то вроде «Убийство!». Маленький седой свистун был от меня на расстоянии в полквартала, и это расстояние сокращалось. Я уже могла расслышать, что он кричал: «Убийца!». Я шла вперед, стараясь казаться если не беспечной, то, по крайней мере, не походить на склонного к убийству человека. Голос швейцара начал затихать. Я не оборачивалась, я все еще слышала его крики, хотя все тише и тише — какие-то квакающие звуки: «Уби…». Я молилась, чтобы сердце этого старого человека выдержало, потому что, если он умрет, это будет на моей совести.

О, Боже, что я буду делать без моей сумочки? В ней было все, что я имела. Я не могу постучать в дверь к Джейн и потребовать ее назад. Я могу только двигаться в сторону Колумбийского университета, все увеличивая скорость. Я прошла Восемьдесят девятую улицу, оставив позади старинные аристократические особняки с последними в этом году хризантемами в каменных вазах у окон. Демонстрируя грациозность, о которой я и не подозревала, я ловко обходила пластиковые пакеты с мусором и, привязанные к фонарным столбам, велосипеды. Несколько секунд я была возбуждена и шла так быстро, что даже испытала какое-то чувство радости.

И, как всегда бывает, в тот момент, когда я превратилась в Джеки Джойнер-Керси, реальность напомнила о себе. Полицейская машина затормозила у края тротуара.

— Леди? — низкий бас с испанским акцентом, принадлежавший очень высокому полицейскому. — В чем дело?

— Что?

— Я спрашиваю, что случилось?

Надо было увести полицейских с этого места. В любую секунду голос швейцара опять будет слышен.

— Моя сумочка! — я часто и тяжело задышала. — Парень…

Я положила одну руку на грудь, чтобы успокоить сердцебиение, другой указала в сторону Центрального парка, куда он якобы убежал.

— Все, что я имела, было в той сумочке!

Полицейский бросил взгляд на своего партнера, который внимательно осматривал меня. Я не была в том свитере, который делал мою фигуру, похожей на девичью, и хотя смотреть было не на что, я произвела на него впечатление. Он пососал кончик большого пальца, видимо, подумав: «Что происходит с этой женщиной?».

Внезапно, ни говоря ни слова, высокий полицейский вышел из машины и открыл боковую дверцу.

— Садитесь, — пророкотал он.

Перед сиденьем была проволочная перегородка — передвижная тюремная камера.

— Проходите, леди, — сказал он настойчиво.

Знаете, как персонажей в детективах парализует от страха? Так вот, я на самом деле и не могла сдвинуться в места.

— Не бойтесь меня, — промычал он. — Если это только произошло, может, мы сможем догнать его?

Комок подступил к горлу, глаза мои увлажнились.

— Спасибо, — почти облегченно зарыдала я, карабкаясь в машину.