Мария Ветрова - Верни мне любовь. Журналистка

— Я мог бы быть, как ты выразился, папашей со стажем… — Он закашлялся, но справился с кашлем почти сразу. — Никто, и ты, Гришка, в том числе, этого не знает и не узнал бы, вероятно, никогда, если бы… Если бы не все это… Буду краток: в армии я служил, как ты знаешь, в Ульяновске. Встречался там с одной девчонкой — чудесной, между прочим, девчонкой… Расписаны не были, но Маша родила мне сына… Прожившего на свете ровно три месяца, до того как его угробили славные поволжские доктора… Все.

Мы молчали, переваривая услышанное и совершенно не понимая, что можно сказать на такое… Есть ситуации, в которых никакие даже самые теплые и искренние слова просто не проходят…

Корнет метнул в нашу сторону быстрый и острый взгляд и горько усмехнулся:

— Не находись я тогда в армии, не будь, соответственно, ограничен в своих перемещениях, я этого пьяного подонка, оперировавшего мальчика именно в пьяном виде и фактически зарезавшего его, точно бы убил… И ни разу в жизни об этом не пожалел бы!.. К сожалению, к моменту моего дембеля он успел подохнуть по собственной инициативе.

— А… а… М-маша? — почему-то шепотом спросила я.

— Машенька, — поморщился болезненно Оболенский, — больше не захотела меня видеть. Никогда… Очевидно, боль от горя каким-то образом увязалась у нее подсознательно со мной… Сын-то ведь был мой!.. Мне это объяснил психиатр, к которому я обратился. Но помочь он ничем не мог… В те годы о психоанализе слышали, по-моему, только столичные специалисты — если вообще слышали… Все, баста!

Вот таким образом я и узнала, почему Оболенский помешан на психологии… Конечно, видимо, поначалу его вела надежда вернуть свою Машеньку… Судя по всему — надежда напрасная. И кто знает, может быть, он и до сих пор, сидя в одиночестве в своей берлоге, все ищет и ищет, изучая труды известных и малоизвестных психологов, свой ключ от счастья, утерянный вместе с гибелью сына?..

Корнет справился с собой быстро, во всяком случае раньше нас с Гришей. На то он и Корнет… Еще раз коротко откашлявшись, он вернулся к тому, ради чего мы собрались.

— В общем, так… Статью я вчера ночью написал… Если хотите, можете взглянуть… Но на самом деле времени у нас всего ничего. Потехин, по-моему, что-то существенное нарыл, но со мной помалкивает… Сказал только, что вызвал Петрашову на завтра, на девять утра. Да и то, насколько могу судить, зная Кольку пятнадцать годиков, сказал исключительно потому, что его секретарша сунулась в кабинет во время нашего общения и доложилась относительно того, что повестка на завтра гражданке Петрашовой вручена… Видели бы вы, каким взглядом одарил ее наш Николай Ильич! И лишь после этого эпизода весьма кисло пробормотал что-то вроде «Ах да, ну да…» и так далее…

— Погоди, — вмешался Григ, — но он же сам дал тебе этот протокол? Какой смысл после этого скрывать, что она вызвана повторно?

Оболенский посмотрел на моего мужа с сожалением.

— Разве я говорил, что эти бумажки мне дал Потехин? — поинтересовался он.

— Нет, но…

— Ты так решил, зная, что мы давно знакомы. Ты ошибся на все сто… Если думаешь, что я собираюсь раскрывать тебе все свои рабочие связи, снова ошибаешься… Все, проехали! Так будете статью читать или нет?

— Не будем! — решил Григорий за нас обоих. — Мы доверяем твоему перу не меньше, чем твоим же связям… Каковы будут дальнейшие распоряжения?..

Конечно, Григ ерничал, но не слишком и, разумеется, без злости. Но Оболенский в тот вечер на шутки не реагировал.

— Я, Гриша, предлагаю следующее. Сейчас ты берешь телефон и набираешь домашний номер Валентины Петровны. И с ходу лепишь, что необходимо срочно набрать статью, только что завершенную твоим спецкором, поскольку прямо из номера, пять минут назад у нас слетел «держак»… Что там у нас сегодня в качестве «держака» идет?..

— Чечня… Кстати, вполне тянет на центральный материал номера, Валентина Петровна может заподозрить, что дело нечисто…

— У нее на «заподозрить» просто времени не будет! К тому же вот как раз Чечню-то и могут снять в последний момент — по самым разным причинам… Забыл, как год назад нам за съем одного ма-а-але-нького, но едкого материальчика десять тысяч «зеленых» сулили?.. Короче, вслед за этим ты дико извиняешься и просишь возможности привезти ей материал прямо сейчас, немедленно, домой… Я как-то так сделал и поэтому знаю, что в ее домашнем компьютере все наши программы в наличии… Естественно, не забудь упомянуть о деньгах. Я тогда заплатил ей, по-моему, долларов двадцать — тридцать: она всю ночь работала…

— Может быть, скажешь нам наконец, — взмолился Григорий, — на что ты в итоге рассчитываешь, более конкретно?.. И что будешь делать, если она спокойненько наберет твой опус и распрощается со мной с улыбкой?

— Я рассчитываю на ее мозги. Они у нее, судя по всему, совсем неплохие… Кроме того, поедем мы, как ты понимаешь, вместе.

— Надеюсь, — всполошилась я, — меня вы не собираетесь оставлять дома?

Мужчины переглянулись, Гриша набрал в легкие побольше воздуха и… Грянула очередная буря, но победить меня на этот раз ему не удалось! Тем более что Корнет, который, видимо, полагал, что чем больше народу завалится к тете Вале, тем больше и шансов на успех, благоразумно держал нейтралитет.

В итоге спустя не больше чем пятнадцать минут Григ смачно сплюнул и потряс кулаком в воздухе:

— Ну смотри… Если после этого ты мне родишь вместо ребенка неведому зверушку — убью собственными руками!

— Меня или ни в чем не повинного младенца? — поинтересовалась я у своего ирода.

— Себя! — сказал Григ и вытащил из внутреннего кармана пиджака мобильник.

К тете Вале мы поехали в машине Грига, но за руль сел, по его собственному настоянию, Оболенский. Примерно к середине пути тягостное молчание, царившее в салоне, не выдержал и нарушил мой муж, нервно поинтересовавшись, какого лешего его друг так гонит? И если уж он твердо решил самоубиться в компании, неплохо было бы предварительно заручиться нашим согласием.

Корнет фыркнул, но скорость все-таки сбавил и в свою очередь разродился вопросом:

— Скажи-ка мне лучше, Гриша, она сразу согласилась на наш визит посреди ночи?

— В общем, да…

— Что означает твое «в общем»?

— Ну она согласилась сразу, но до этого какое-то время молчала, мне показалось, что это были колебания.

Оболенский удовлетворенно кивнул:

— Так я и думал… А гоню я на всякий случай. Один крохотный шансик на то, что мы можем не застать Валентину Петровну дома, все-таки есть…

— То есть? — вступила я в их разговор.

— Если исходить из того, что наша версия единственно верная, детка, следует признать, что Петрашова за эти годы заранее продумала каждый свой шаг как минимум в десяти вариантах. Трудно представить, что самый худший из них — конечно, для нее худший — она при этом упустила… Со времени ее последнего допроса прошло около недели или чуть больше, верно?