Вэвиан Фэйбл - Золотая рыбка-2

— Теперь понимаешь, с каким опасным врагом ты вздумала тягаться — удовольствия ради!

— Видишь ли, Беллок, к этому «удовольствию» меня подтолкнули веские причины. Замученная до смерти сестра Конрада, Мартин, которого чуть не убили, изуродованный Круз…

— Выходит, все дороги ведут к Хольдену? Вот это и называется мафией. Беда лишь в том, что наше общество не готово вступить с ней в открытую войну.

— Это я уже слышу в сотый раз и заранее знаю, что ты скажешь. Законным путем к Хольдену не подобраться, хотя веревка по нем давно плачет. Я хочу спросить о другом. Покровители Хольдена уже известны, сам мафиози фигурирует в списке «Ю», Любош Хольден похищен из клиники… все это подталкивает Хольдена к ответным действиям. Или, по-твоему, он предпочтет унести ноги?

Даниэль не сводит глаз с муравья, тот по-прежнему раскачивается на кончике травинки, перебирая тонюсенькими ножками. Должно быть, со страха даже глаза зажмурил. Ему бы, бедняге, спуститься вниз, но на узкой травинке не развернешься. Интересно, умеют ли муравьи пятиться задом? Ситуация разрешается неожиданным для меня образом. Даниэль подставляет палец, и муравьишка с явным облегчением перебирается на твердую почву. Замерев на миг — видимо, чтобы перевести дух, — муравей проворно исчезает в траве.

— Как знать, — Хмурый переводит взгляд на меня, — может, Хольден не прочь унести ноги… Но — продолжая твою метафору — пока еще не подмазал пятки.

— А ты, похоже, только этого и ждешь. Ладно, лишь бы не проворонить…

— Не беспокойся, за ним следят во все глаза. И хватит о Хольдене, надоело!

— Первый начал!

Беллок покаянно опускает голову и оглядывается, ища, что бы еще такое пожевать. Сунув в рот какой-то листик, он переводит разговор на другое:

— Тебе когда-нибудь приходилось слышать, будто растения способны чувствовать?

— Я и сейчас слышу. Слышу, как пищит несчастный лист, который ты терзаешь зубами.

Мигом выплюнув травяную кашицу, Даниэль поворачивается ко мне и сжимает мое лицо ладонями. Не знаю почему, но взгляд его смущает меня. Хочется спросить, что означает этот странный взгляд, но Беллок, не дожидаясь вопроса, поясняет:

— Пока что я раздеваю тебя только взглядом. Но это лишь начало. А вот как накатит на меня животная страсть…

— Один мой знакомый в таких случаях просто говорил — хочу тебя.

— Вот зануда!

— Когда доходило до дела, он вел себя отнюдь не как зануда, — подзуживаю я, догадываясь, что Даниэль не собирается сейчас заходить далеко. Мои поклонники — это его уязвимое место: давних он не жалует, да и новоприобретенным вряд ли обрадовался бы.

— Ну что ж, расскажи, а я послушаю, — мрачнеет он.

— А-а, ничего интересного, — отмахиваюсь я и, не в силах сдержать любопытство, спрашиваю: — Такие темы — верный способ укротить твою животную страсть, не правда ли?

— Да уж, метод гарантированный.

Я судорожно ищу выход из ловушки, в которую сама себя загнала.

— В таком случае оставим изысканный литературный стиль и будем называть вещи своими именами, как подобает современным людям. Отныне клянусь влюбляться только в мужчин вроде тебя, которые и словом, и делом валят наповал.

— Согласись, что, за исключением тех моментов, когда мне хочется свалить тебя наповал, я выражаюсь вполне изысканно, — смягчается Даниэль.

— Как же, как же… Помнится, когда ты впервые предложил мне свои услуги, изысканная формулировка звучала примерно так: «Хочешь со мной переспать? Тогда вернемся обратно».

— Но мне действительно было неохота, поверь! — усмехается он.

— Как не поверить! Ты же специально подстроил покушение на Мартина, лишь бы отвлечь меня от игривых мыслей, — подхватываю я, и тут мне вспоминается та наша безумная ночь и многие другие ночи любви. От воспоминаний ток крови, толчками бьющий от ног к лону, а оттуда к голове, разливается по всему телу, создавая равномерное постоянное напряжение. Как в электрической цепи. — Вот это метаморфоза, — невольно вырывается у меня.

— О чем ты?

— Об изменениях на гормональном уровне.

Лицо Даниэля чуть заметно искажается, и я приникаю к нему. Его гормональная система тоже действует безупречно, и растущее желание любимого мужчины распаляет мою страсть. Солнце, которому надоело цепляться за верхушку ближней сосны, медленно скатывается вниз и исчезает из вида. Жара спадает, и травы, стряхнув с себя оцепенение, распрямляются. От земли поднимаются теплые испарения, пропитывая влагой воздух, — наверное, это и есть вечерняя роса… Какие слова ни подбирай, я бессильна описать то, что происходит с нами там, в траве, в тот вечер. А может, и нет их, подходящих слов? Ладно, попробую подыскать потом, уж это минимум, которым я обязана Даниэлю. Если существуют чувства, каждый раз словно рождающиеся заново, то я испытала их лишь благодаря ему.

Позже, опершись на грудь Даниэля, я изучаю его лицо — измученное и в то же время открытое, просветленное. Он отводит с моего лица волосы и улыбается.

— Ты ведь знаешь, что я тебя люблю?

— Знаю. И мне еще очень не скоро наскучит слышать это.

— Тем не менее я бы не хотел рисковать.

— Ну и зря, — не соглашаюсь я.

К тому времени, когда мы возвращаемся в лагерь, наша компания уже покончила с ужином и шарф связан. Довольный Луис красуется в обнове, а Рюль по-прежнему в центре внимания женщин. Сегодня он — герой дня.

Не сказать, чтобы сейчас я так уж рвалась поскорее добраться до Хольдена, тем более что мы с Даниэлем упражняемся в искусстве тянуть время. В конце концов, ведь ужинать тоже надо и выпить не мешает… да мало ли сколько бывает занятий, удобных для того, чтобы не отрываясь пялиться друг на друга. Со стороны, должно быть, смешное зрелище, а по мне, так век бы это удовольствие не кончалось.

Патрик какое-то время смотрит на наши забавы сквозь пальцы, потом не терпящим возражений тоном заявляет:

— Хватит прохлаждаться, нас ждут дела!

— Дело превыше всего, — соглашается Хмурый.

Слова Патрика воспринимаются как приказ, они с Даниэлем тотчас прикрываются маской суровости, словно соревнуясь друг с другом, кто мужественнее и неприступней. Этот номер с успехом мог бы пройти перед публикой, видящей наших киногероев впервые. Впрочем, я тоже не желаю уступать им и стараюсь выглядеть более женственной и мягкой.

Мы рассаживаемся по машинам и, успешно миновав разъезженную лесную дорогу, выбираемся на автостраду. Доставшийся мне в спутники Стив во время головокружительной гонки охотно отвечает на мои осторожные расспросы насчет художницы, о которой у нас зашла речь днем. Он рисует настолько привлекательный портрет моей ровесницы, что это способно вызвать зависть даже у самого независтливого человека. И симпатичная-то она, и остроумная, и к тому же богатая! Затем Стив рассказывает, при каких обстоятельствах они познакомились с Джой Крафт, и я понимаю, что у нее действительно предостаточно материала для романов в картинках.