Вэвиан Фэйбл - Золотая рыбка. Часть 1

— Мартину лучше. Один из рокеров угодил в тюремный лазарет, двое других скрылись.

Круз делает мне какие-то знаки рукой. Я долго не могу понять, чего он хочет, а когда до меня доходит, лезу в сумку и достаю ручку. Но писать не на чем. Приходится жертвовать своей записной книжкой с телефонами. В невообразимой позе, трясущейся рукой Круз что-то корябает на бумаге. Процедура затягивается, и у меня мелькает подозрение, уж не взялся ли он наконец писать роман, замысел которого вынашивает не первый год. Но вот опус готов, и я погружаюсь в чтение.

«1. Наверное, у меня жуткий вид?

2. Меня кормят через какую-то трубку, но все равно постоянно хочется есть.

3. Ты была права, когда кричала мне: «Не вылезай из машины!»

4. Будь великодушной. Не бросай меня хотя бы до тех пор, пока не выпишусь из больницы.

5. Какая на улице погода?

6. Чувствую себя паршиво.

7. Не могла бы ты прогуливать мою собаку? Скажем, два раза в день?

8. Должно быть, Саба тоже изголодалась.

9. Красивая ты сегодня.

10. Остальное знаешь сама».

Опустив на колени листок из записной книжки, я перевожу взгляд на Круза.

— Вид у тебя действительно жутковатый, но ведь это ненадолго. Как только снимут повязки, станешь краше прежнего и отъешься за все недели воздержания. В понедельник я приду снова и буду наведываться каждый день. На улице, похоже, собирается дождь. Попробуй уснуть, залечивай свои раны, милый. О собаке не беспокойся. Всю жизнь мечтала ухаживать за избалованной афганской борзой вроде твоей Сабы. Заеду за ней прямо сейчас, а то она с голодухи прогрызет входную дверь. Прихвачу ее с собой за город. Если она вдруг поймает зайца, жаркое тебе обеспечено. Договорились?

Я встаю, целую его в крохотный пятачок, свободный от повязок. Чувствую, что готова разреветься, беру себя в руки, но одинокая слезинка скатывается по щеке и капает Крузу на нос. С извиняющейся улыбкой я вытираю ее и поскорей сматываюсь. Без конца моргая, выхожу из подъезда больницы. Судорожными всхлипами, ну и, разумеется, железной волей мне удается побороть истерику. Я сажусь в машину, закуриваю. Затем откидываюсь на спинку сиденья и с наслаждением затягиваюсь. Выкурив сигарету до конца, качу к месту тусовки рокеров. На площадке вся компания в сборе, оглушительно ревут мощные моторы, парни время от времени форсируют газ, при этом оживленно болтают, стараясь перекричать треск двигателей. Расход бензина здесь измеряется не километрами, а произнесенными фразами.

Я подкатываю к Конраду и жду, когда он меня заметит. Взгляд его падает на мою машину, на меня, и — о великое чудо! — он глушит мотор и спешит ко мне. Небрежно распахивает дверцу машины и усаживается рядом. Я даю газ и отъезжаю в конец площадки, чтобы выбраться за звуковой барьер.

— У тебя сигаретки не найдется? — спрашивает Конрад.

Я угощаю его, он закуривает, не затягиваясь, и тотчас поясняет:

— Почему-то вдруг захотелось курнуть. А привыкать нельзя, иначе не смогу участвовать в соревнованиях.

— Проведай завтра Мартина. Ладно?

Выпустив очередную струйку дыма, Конрад усмехается.

— Знать бы еще, в какой больнице он лежит.

Я говорю. Он повторяет адрес и продолжает пыхтеть сигаретой.

— Атри все еще не нашлась? — спрашиваю я.

Выбросив окурок, Конрад оборачивается и смотрит на меня, как на инопланетянку.

— Конечно, не нашлась.

— По словам Мартина, физиономию ему разукрасили не рокеры. Нападение на него каким-то образом связано с Атри.

Конрад снова меряет меня взглядом — уже не столь уничижительным.

— Подозреваешь моего зятя?

— Никого я не подозреваю.

Парень решает, что довольно играть в молчанку.

— Видишь ли, Атри у нас красотка. Даже непонятно, как ее угораздило выскочить замуж за этого подонка. До замужества она служила секретаршей у одного богатого старикашки. Потом бросила работу — семейной жизни захотелось, — родила двоих детей. Примерно раз в месяц она с детьми сбегала домой к родителям, затем снова возвращалась к своему ублюдку. Вся эта волынка тянулась вплоть до недавних дней. Последнее время Атри стала поговаривать, что не прочь вернуться на службу, на прежнее место. Старикашка, правда, тем часом перекинулся, но сын его якобы согласен взять ее на ту же должность. Не знаю, удалось ли ей договориться насчет работы, вот уже почти неделя, как сестра исчезла. Поначалу мы решили, что она вернулась к мужу, но тут он сам заявился к нам с розыском. Он любит Атри, но бутылку любит еще того больше. Когда трезвый, с ним можно ладить, но трезвым он почти не бывает.

— Минуту! Каковы результаты расследования?

— Официального? — с кислой миной уточняет Конрад. — Нет никаких результатов. Сыщик — страхолюдная образина — порасспрашивал нас, на том и делу конец. Больше мы его в глаза не видели.

— А неофициальное?

— Обожди, дай кончить. У меня сложилось впечатление, что в полиции не принимают всерьез заявления о пропавших без вести. Вот и этот урод все твердил, что, может, мол, Атри закосила налево, сбежала с другим мужиком и не стоит предполагать самое худшее.

— А почему ты предполагаешь самое худшее?

Конрад пожимает плечами.

— Сам не знаю. Просто чувствую, что Атри в беде. Я поперся было к ее работодателю, но меня даже на порог не пустили. И все же я должен найти сестру.

— Вспомни Мартина. Он угодил в больницу именно потому, что интересовался Атри. Наведайся к нему, полюбуйся, как его исколошматили. Словом, обещай ничего не предпринимать на свой страх и риск. Идет? А я со своей стороны разузнаю, кто у нас ведет дело Атри, и постараюсь подтолкнуть расследование. Если поклянешься вести себя тихо, буду держать тебя в курсе.

Конрад трогает мои волосы.

— Жаль, что ты раньше не заинтересовалась.

— В запарке была. К тому же временами чувствую себя столетней старухой, и тогда Мартин мне кажется сущим младенцем. Конечно, с моей стороны это было ошибкой, чего уж тут говорить.

Конрад улыбается. Выпустив мои волосы, неловко откашливается.

— По-моему, Атри уже нет в живых… Завтра я наведаюсь к Мартину. Хорошо?

Газанув, я подбрасываю Конрада на площадку к его дружкам и, прежде чем он успевает вылезти из машины, спрашиваю, стараясь перекричать треск моторов:

— Как зовут этого богатого работодателя?

— Любош Хольден, — отвечает он и захлопывает дверцу.

После ночной грозы утро выдалось хмурое, пасмурное. Ветер лениво гонит низкие тучи, изредка проглядывает солнце, но тотчас и прячется, как будто противно ему сегодня взирать на мир. Я его понимаю. У каждого бывают трудные дни.

А вот и обитель Дональда. Холмистую местность, где в одной из долин, на самом берегу озера с кристально чистой водой, стоит этот уютный дом, Дональд почему-то называет горами. В доме множество небольших комнат, галерея и кухня, которой никто не пользуется, поскольку все стараются целыми днями на лоне природы дышать свежим воздухом. Собственно, ради этого мы и приезжаем сюда. Воздух здесь и правда удивительный: чистый, свежий, насыщенный кислородом. Из легких он вместе с токами крови растекается по всему телу, чувствуешь, как задыхающиеся клетки организма воскресают — пусть на короткое время.