Марна Келлог - Бриллиант

— Поверь, Тина, я делаю это только для тебя. Ради твоего же блага. Нельзя, чтобы ты вечно оставалась в моей тени. Подумай о своей карьере!

Тина снова заплакала:

— Но что я буду делать без тебя? В тебе весь мой мир.

Признаюсь, в эту минуту я ее пожалела. Кто она? Всего лишь ребенок, одинокий, брошенный и совершенно запутавшийся ребенок.

— Я ничем не могу помочь, мисс Ромеро?

Она покачала опущенной головой.

— Мне очень жаль.

— Черт с вами! — прошипела она. — Это вы во всем виноваты. Оуэн никогда не задирал нос, пока не явились вы!

Я протянула руку, пытаясь коснуться ее плеча, но она уже успела нацепить темные очки и стала спускаться вниз. С каждым шагом ее спина выпрямлялась все больше, и, к тому времени как она добралась до входной двери, знаменитая красногубая латиноамериканская улыбка вернулась на привычное место. Тина была готова во всеоружии встретить свой перманентный эскорт из телохранителей и папарацци.

Я вошла в кабинет Оуэна.

— О Господи!

Две лампы и стеклянная столешница были разбиты в мелкие осколки.

— Чертова психованная гребаная сука, — выругался он.

— Вы в порядке, сэр? Хотите, я взгляну, в чем дело?

Он отнял полотняный квадратик от щеки и, внимательно рассмотрев, покачал головой.

— Нет, спасибо. Похоже, кровь уже не идет. Что же, нет худа без добра, — заметил он, поправляя монитор. — Зато все кончено.

— Как по-вашему, с ней ничего не случится? То есть она не наделает никаких безумств, как по-вашему?

— О чем вы? От нее ничего, кроме безумств, не жди. Да кому она нужна? Тем более что теперь она не моя проблема.

— Зато вопить она умеет. Тянет на «Оскара».

— Актрисы, — презрительно фыркнул он. — Визгу много, шерсти мало. Все они полные идиотки. И без сценария двух слов связать не могут. Кстати, на который час назначена встреча с Карстерз?

— На одиннадцать.

— А сейчас?

— Без пяти десять.

— Бертрам готов?

— Думаю, да, но на всякий случай проверю.

— Пусть ждет в машине. Через пять минут уезжаем. Вы просмотрели отчет от «Пантер»? — осведомился он, изучая последние цифры продаж.

— Разумеется.

— Очередная чертова путаница: я по горло увяз в этой бессмыслице. Знаете, что в этой корпорации за последние восемнадцать лет сменились шесть владельцев?

Я кивнула.

— Видите ли, владеть «Пантер» все равно что состоять в браке с Элизабет Тейлор или Зазой Габор. Первый год — медовый месяц. Второй год — ежедневные сеансы у шринка [5] Психотерапевт ( жарг .). . Можем ли мы сохранить брак? Зная при этом в глубине души, что сами так не думаете. И третий год: как, черт возьми, выбраться из этой передряги, сохранив хотя бы часть своих денежек?

— Тут вы совершенно правы.

Оуэн покачал головой и ткнул пальцем в светящиеся красные цифры.

— Света в конце тоннеля не наблюдается.

— Жаль это слышать. Вы уверены?

— Да. Классическая головоломка. Пока машины производятся в Англии, дохода не жди. Но… но в этом все их очарование. То, что заставляет клиентов терпеливо ждать в Очереди десять лет.

— Они так красивы.

— Не говоря уже, что управлять ими одно удовольствие. Просто неотразимы. А я такой же простачок, как и все владельцы, те, кто был до меня, и те, кто будет после. Не могу устоять против соблазна. Честно говоря, престижное звание владельца корпораций теряет свой блеск с каждым квартальным отчетом: почти все равно, что жить с Тиной и ее силиконовыми протезами. Новизна ушла. Соедините меня с Гилом. Пожалуйста.

— Да, сэр.

Гил Гарретт, лучший друг Оуэна, если только сторожевая собака может быть лучшим другом, занимал должность президента «Пантер отомобайл компани». Оба заключили немало сделок вместе, провели немало дел, и оба знали с первого дня, что будущее «Пантер» весьма проблематично. Поэтому иногда говорили часами. Сегодня был четыреста семьдесят пятый день владения, и совещания шли полным ходом.

— И закройте дверь.

— Да, сэр.

Я вернулась за стол, развернула конфету и впилась в нее зубами. Ощущая, как сахар медленно растворяется на языке, я невольно гадала, каким образом ему удалось так быстро ее успокоить. Воображение занесло меня в такие дебри, что я покраснела, сунула остаток конфеты в рот и собрала бумаги, сумочку и перчатки, готовясь немедленно отбыть в Карстерз-Мэнор, ричмондское поместье леди Мелоди Карстерз.

— Дайте мне последние цифры, Бертрам, — велел Оуэн, как только блестящий новый лимузин «бентли», обошедшийся компании в двести шестьдесят пять тысяч долларов, отчалил от тротуара у нашей штаб-квартиры на Сент-Джеймс-сквер.

Мы отправились в путь точно по расписанию. Я сидела на заднем сиденье рядом с Оуэном. Бертрам Тейлор, наш шумно разрекламированный и недавно назначенный президент, пристроился боком на откидном сиденье с пачкой документов на коленях.

— Сколько раз повторять тебе, Майкл! Закрой чертово окно! — заорал Оуэн на водителя и телохранителя, мускулистого громилу, возившего его несколько лет и выглядевшего совершенно неестественно в строгой черной ливрее. Я совершенно уверена, что он звался просто Мики, пока Оуэн не купил «Баллантайн и К°» и не навел заодно некоторый лоск и на него.

От Майкла у меня мурашки по коже. Мы с Бертрамом быстро переглянулись и отвели взгляды. Грубость Оуэна была унижающей и совершенно излишней.

— Простите, босс, — промямлил Майкл.

Перегородка бесшумно поднялась, как раз в тот момент, когда мы свернули на Пиккадилли и пролетели сквозь мелкую туманную морось мимо отеля «Ритц» и вдоль Грин-парка.

— Я снизил цифры, как мог, возможно, даже больше, чем следовало бы, и думаю, наше предложение вполне конкурентоспособно, — объявил Бертрам.

Бертрам Тейлор был одним из лучших (если не самым лучшим) мировых экспертов — оценщиков мебели. Его гладко прилизанные, разделенные пробором седеющие волосы и ярко-голубые глаза придавали ему жизнерадостный, мальчишеский, почти неотразимый вид, особенно когда он вел аукцион и волосы падали на лоб, а глаза сверкали вызовом и безрассудством. Он бегло говорил на шести языках, талантливо вел аукционы, умело лавируя между разгоряченными, повышавшими ставки клиентами. Мог выжать их досуха, поднимая температуру соперничества в зале до головокружительных высот и заставляя покупателей ерзать в креслах. Он обладал способностью превратить грехи зависти, жадности и жажды обладания в довольно привлекательные, даже желанные добродетели.

Происхождение Бертрама (он был из весьма известной семьи и обучался в Итоне и Оксфорде), как и объем полученных знаний, позволило не только проникнуться несгибаемой уверенностью в себе и собственных способностях, но получить беспрецедентно полный доступ к потенциальным клиентам. Его отношение к новому шефу было скорее товарищеским, чем услужливым. Он мог сделать для Брейса куда больше, чем Брейс — для него, и оба это знали. Поставить имя Бертрама как президента и главного аукциониста на всех документах было первым и мастерским ходом Оуэна и одновременно публичным объявлением того факта, что он не только взялся за дело всерьез, но и заверил общество в абсолютной надежности руководства компании.