Энн Стюарт - Холодный как лед

Откуда–то шла низкая грохочущая вибрация, вгоняя спящую в восхитительное ощущение расслабленности. Просыпаться она не собиралась: так приятно было лежать и наслаждаться этими физическими ощущениями. Где–то в дальнем уголке разума шевелилось легкое недовольное беспокойство, но она решила не обращать на него внимания, глубже погружаясь в благословенный сон.

Ей следовало знать, что этот сон придет. Он подкрадывался, когда она меньше всего ожидала, наступал прежде, чем она могла остановить неизбежное. Все происходило, как тогда, три года назад. Она снова была в той обшарпанной кабинке в бесплатной юридической консультации для неимущих в крошечном муниципалитете Оберна, штат Нью–Йорк, сидя за столом, заваленным огромной кучей бесполезных дел. Зеленые скучные стены, остывший мерзкий кофе, и телефон звонит и звонит, и потом вдруг замолкает, как предвестник смерти.

Ей известно, что не стоило так поздно задерживаться на работе, одной в целом здании. Этот кабинет знало слишком много отвратительных личностей, она ведь нажила массу врагов за свою короткую жизнь. Она была Жанной Д’Арк, героиней, бросавшейся спасать избитых женщин, сажавшей жестоких, смертельно опасных мужей за решетку, помогавшей этим женщинам обрести надежду на сносную жизнь. И проделала огромную работу, справлялась с любыми случаями домашнего насилия, а ведь только в одном бедном районе, таком, как Клинтон Кантри, штат Нью–Йорк, объем ее профессиональной нагрузки зашкаливал.

Но Женевьева держалась, работая сверхурочно за мизерную зарплату, как дурочка думая, что может что–то изменить. И никогда не слышала раздававшихся в том пустынном коридоре шагов. Не понимала, что происходит, пока не поднимала взгляд и не видела возникавшего в проеме двери мужа Мардж Уитмен.

Этот урод с мерзким характером только день, как вышел из тюрьмы, куда попал после того, как сломал жене руку, челюсть и ключицу, и ему вручили запретительный ордер. Что не привело его в восторг.

Под столом Женевьевы имелась кнопка вызова помощи на случай нужды. Она нажала ее коленом и потянулась за телефоном.

– Вам не назначено, мистер Уитмен, боюсь, что мне придется попросить вас покинуть мой кабинет, – предупредила она. Спокойная, уверенная, что всегда может договориться. – Если хотите, приходите завтра, и мы обсудим ваше дело…

– Телефон не пашет, – сказал он, тяжело ступая, подходя ближе. От огромного мужчины, крепкого и мускулистого, воняло пивом и потом. И яростью. – И нет никакого гребаного дела. Вы встряли между мной и моей дурой. Пора вам кое–что зарубить на носу.

Он оказался прав, телефон не работал. И вот тогда–то она почувствовала первый намек на страх, но у нее все еще оставалась кнопка под столом. Она держала ее, быстро соображая.

– Мы можем поговорить об этом в часы приема, мистер Уитмен, – предложила она. В прохладной манере не проглядывало ни следа нервозности. – А сейчас я прошу вас покинуть мой кабинет.

Он захохотал. И даже не соизволил закрыть за собой стеклянную дверь: знал, что некому прийти на помощь.

– Мы прямо сейчас поболтаем. И не думаю, что разговорчики тут помогут.

Женевьева попыталась бежать, но он впечатал ее в перегородку, и толстое стекло разлетелось на кусочки под тяжестью ее тела. Были времена, когда она почти забывала о том, что произошло. А временами все оглушающе возвращалось. Как тяжелые кулаки врезались в ее лицо, что ощущало ее тело, когда она упала на разбитое стекло, как отморозок снова и снова пинал ее, как впивались в кожу осколки. Казалось, это происходило бесконечно, только она подумает, что он закончил и оставит ее в покое, как еще удар, еще пинок, и она стонала, захлебываясь наполнившей рот кровью.

Потом он наклонился к ней, вздернул вверх и приблизил к ее лицу свою физиономию.

– Черт, ты даже не стоишь, чтобы тебя прикончить, – рыкнул он. И швырнул на пол.

Должно быть, она потеряла сознание. Когда очнулась, то лежала в луже крови, в кромешной тьме пустого здания.

Ей пришлось ползти по стеклу. И она доползла до лестницы, а потом свалилась, обессиленная, и лежала там, как мешок с костями, неспособная ни пошевелиться, ни позвать на помощь. А только плакать.

В больнице Женевьева пролежала неделю. К тому времени, как она смогла заговорить, Уитмен исчез вместе с женой и двумя детьми. Люди рассказывали, что Мардж уехала добровольно, и Женевьева им верила. В конце концов, разве она не получила букет с запиской без подписи, накарябанной неразборчивым почерком? «Мне очень жаль». Вряд ли ее мог послать сам Уитмен.

Полиция объявила его в розыск, но лишь для проформы. Женевьева не умерла и даже не осталась калекой. Ее тело вылечили современными лекарствами и физиотерапией, ее разум привели в порядок с помощью лучших психиатров, и она заново научилась чувствовать себя без неловкости в обществе мужчин. Научилась защищать себя и отбыла на более безопасные пастбища Нью–Йорка, где смогла зажить мирной жизнью.

Пока с криком не просыпалась. Вспоминая во сне.

Как произошло с ней и сейчас.

Гарри пребывал в паршивом настроении. Только он приготовился атаковать сочную мисс Спенсер, как Йенсен сунул свой нежелательный английский нос в салон и увел даму, и сейчас Гарри не находил себе места, рвал и метал, и готов был выместить на ком–нибудь злость. Предпочтительно на мисс Спенсер.

С этим–то проблем не будет: в каютах звуконепроницаемые стены, а даже и подними она шум, то никто не вмешается. Либо все решат, что она с энтузиазмом предается любовным утехам, либо происходит нечто такое, во что никто не захочет вникать. В любом случае вмешательство исключено.

Все–таки в большой каюте у него и оборудование получше, и не любил он идти на компромисс. Гарри твердо верил в потакание своим капризам при каждом удобном случае, и отказ даже в самом крошечном удовольствии заставлял его воистину страдать.

Придется Ван Дорну растолковать личному помощнику парочку вещей. За четыре месяца, что тот работал на Гарри, Йенсен служил исправно верой и правдой. Но с другой стороны, и пришел он с безупречными рекомендациями. Таким людям, на которых он работал в прошлом, требовался человек высшей степени предосторожности, способный делать вид, что ничего не замечает, и с готовностью совершить все, что бы его ни попросили, безоговорочно и не задавая лишних вопросов.

Йенсен доказал свою исключительную пригодность, и не его вина, что та молоденькая таитянка в прошлом году сбежала до того, как Гарри с ней закончил. Он обвинил одного из тех, кто ее же и привел, и позаботился о провинившемся должным образом.

Нет, сейчас это единственный мелкий проступок Йенсена, и раз уж Гарри сделал ему короткий выговор, то мог бы пойти вниз и понаслаждаться бесспорно роскошной мисс Спенсер. Черт, возможно, Гарри даже увлечется упитанными женщинами, коли ему так пришлись по нраву ее формы. На ум приходят кое–какие интересные вариации на тему принудительного кормления.