Энн Стюарт - Холодный как лед

– Я ведь не целую вас сейчас, – резко возразила она. Раздумывая, есть у нее, черт возьми, шанс вырубить его, и так ли уж хороша эта идея, учитывая, что на яхте имеются другие люди. – И нет ни малейшего желания.

– А вот это неправда, – близко наклонившись, прошептал он. – Но если вам так хочется верить в это, не буду разоблачать ваш блеф.

Он все еще держал ее за руку, лаская длинными пальцами. А потом отступил, и Женевьева ощутила, как обмякла, словно из нее выкачали воздух. Словно что–то потеряла.

– Повернитесь ко мне спиной.

– Только не снова, – запротестовала она. – Мы уже знаем, что вы в секунду можете уложить меня на пол.

– Разумеется, могу. Но вам нужно научиться, чтобы Рено или Ханс не проделали с вами то же самое. Поскольку уж они наверняка не позволят вам снова подняться, любой из них попытается взять вас сзади. И тот и другой обладают особым спортивным инстинктом.

– Это не спорт! – возмутилась она.

– Для вас, может, и нет, но не для них. Повернитесь, но не думайте о лежащем на кровати бедном старине Гарри. Думайте о том, что вокруг вас, об опасности. Попробуйте почувствовать, когда я двинусь на вас.

Голос его резко оборвался, когда она двинула со всей силы локтем ему в живот.

Живот у него был твердый как камень – она, наверно, заработает себе растяжение связок от удара. Если достаточно долго проживет. Женевьева оглянулась и посмотрела на Йенсена, думая, что он даст сдачи, но он всего лишь деловито смотрел на нее.

– Уже лучше, – похвалил он.

– Это потому что вы растерялись, – самодовольным тоном сказала она. – Дайте еще раз попытаться…

И опять она на полу, на сей раз на спине, Йенсен без усилий распял ее, удерживая на месте.

– Не нахальничайте, когда нечаянно вам удался удар. Он лишь заставит противника стать осторожнее.

Она смотрела на него снизу. И с трудом обретала дыхание, но на этот раз вовсе не потому, что ее с силой швырнули о землю. Она убеждала себя, что это паника, неприятное чувство, что ее поймал в ловушку кто–то более сильный и крупный, чем она. Логично, но только отчасти правда.

– Пустите меня, – впившись в него взглядом, потребовала Женевьева. – Пустите, или в следующий раз, когда у меня под рукой окажется карандаш или связка ключей, вы, ей–богу, останетесь без глаз, слепой, как летучая мышь.

Эта медленная улыбка разозлила ее.

– Вот как? – произнес он, наклонился, и черные волосы, так старательно зализанные назад, когда он притворялся серым привидением, упали ему на лицо, почти скрыв его выражение. – У меня возникло чувство, что вам понравилось. Самую чуточку.

– Как же, ждите, – возразила Женевьева, но голос сошел на нет, и она задохнулась, когда Йенсен подобрался ближе. Возможно, он снова собирался ее поцеловать, а, может, на сей раз она воспользуется преимуществом, лишит его равновесия, ударит по горлу. Или, и такое возможно, просто откинется и покорно примет его поцелуй.

Его рот почти касался ее губ.

– О чем вы думаете? – прошептал Питер.

– Думаю, что вы смогли бы прочесть мои мысли.

– Только не спонтанные, – сказал он и на секунду позволил себе прижаться ртом к ее губам. А затем, к потрясению Женевьевы, скатился с нее, вскочил на ноги, даже не обернувшись, и оставил ее лежать на полу с ощущением неприкрытости и уязвимости.

Йенсен подошел к двери, однако не отпер ее:

– Что тебе надо, Рено?

Она даже не слышала, как тот стучал. Села, чувствуя себя помятой и одураченной, но Питер даже не взглянул в ее сторону.

– Завтрак готов. Что насчет девушки? Возьмем ее с собой или избавимся от нее прямо сейчас?

Йенсен повернулся и взглянул на Женевьеву в полумраке каюты, по его лицу, как обычно, ничего нельзя было понять. Даже имей она очки, вряд ли это ей помогло бы.

– Возьмем ее с собой, – произнес он.

– Разумней прикончить ее прямо здесь. Просто дайте мне минут десять побыть с ней, и я обо всем позабочусь.

– Я знаю, как ты терпеть не можешь торопить события, – подчеркнуто растягивая слова, произнес Питер. – Думаю, ты можешь с уверенностью предоставить ее мне. Я сделаю, что надо, когда придет время.

– Как скажете, босс.

Судя по голосу, Рено не так уж был доволен. И по спине Женевьевы пробежал холодок при воспоминании о его жестоких глазках. Все что угодно, только не этот отморозок.

Когда Питер отошел от двери, Женевьева уже была на ногах.

– Завтрак? – спросила она. – Куда мы собираемся?

– Мы прибыли в порт назначения. Разве вы не заметили, что мы не двигаемся?

Так вот откуда это изначальное ощущение благополучия, когда она проснулась. Неудивительно, что она не ощутила знакомую панику от клаустрофобии.

– Я потеряла ориентацию, – пояснила Женевьева. – Где мы находимся?

– На Острове Лисички. Приватная резиденция Гарри, куда он сбегает от обременительных обязанностей миллиардера. Место ничем не хуже прочих.

– Ничем не хуже для чего?

– Для смерти Гарри Ван Дорна, мисс Спенсер. Боюсь, время старины Гарри истекло.

– А мое? А мое время тоже истекло?

Он не ответил. И это был самый наихудший из всех ответов.

Гарри не шевелился. Чем бы они его ни накачали, штуковина чертовски сильна, он даже глаза открыть не в состоянии. И потому лежал тут на своей постели, вырубленный, и слушал, думая, что это не самый плохой способ провести время. У него неограниченный аппетит по части любого сорта наркоты, и до поры до времени Гарри наслаждался кайфом в совершенной отключке. Рано или поздно пришлось сделать какое–то усилие: он понял, что может повернуться, но тем не менее лежал тут и слушал, как этот предатель–ублюдок Йенсен возится с его , Ван Дорна, девушкой.

Это определение позабавило его. Ему нравилось думать обо всех своих сексуальных партнерах, добровольных или нет, мужчинах или женщинах, взрослых или детях, как о своих девушках. Женевьева Спенсер понятия не имеет, с чем столкнется.

Разумеется, ее придется поучить дисциплине. Ее заперли в комнате с Гарри, и все, что она могла видеть, был Йенсен. Ей следует вымаливать ему, Гарри, жизнь, а не устраивать рестлинг с его врагом.

Но с этим еще будет время разобраться, раз уж он приобрел себе союзника. У них какой–то запутанный план – это Гарри просек, хотя был в таком отрубе, что не мог прийти в себя, чтобы пошевелить хоть пальцем. По какой–то причине они его не убили, и какой бы эта причина ни была, он знал только одно.

Умирать он отнюдь не собирался. Он слишком могущественен, у него чересчур четкое видение мира. «Правило Семерки» почти на подходе к своему осуществлению, и ни одна сила на земле не остановит ни задуманное, ни его самого, неважно, как жутко выглядят обстоятельства.

Все так просто и красиво. Семь катастроф, одна за другой, повергнут финансовый мир в волнения, в разновидность хаоса, из которого только осведомленный человек извлечет пользу.