Энн Стюарт - Холодный как лед

Она издала какой–то низкий рычащий звук, но лицо его сохранило бесстрастное выражение. Неудивительно, что он снова захотел поцеловать ее. Как много женщин рычало на него?

– Я проголодалась, – заявила она.

– Здесь есть кухня. Пойдите и найдите.

– А слуги? У Гарри тут должен быть основной состав обслуги.

Он видел, как работают ее мозги. Она искала союзников, но, увы, – в данном случае ей чертовски не повезло.

– Далеко, – пояснил Йенсен. – Я так понимаю, мы предоставлены сами себе.

Женевьева выглядела потрясенной. Наверно, думала, что он перерезал слугам глотки и скормил тела акулам, когда на самом деле весь персонал наслаждался неожиданным отпуском за счет работодателя за несколько сотен миль отсюда. Не впервые слуг отсылали прочь: существовало несколько вещей, которыми Гарри предпочитал наслаждаться без свидетелей, пусть даже хорошо оплачиваемых.

Женевьева все еще стояла посреди комнаты, уставившись на своего тюремщика.

– Вы не голодны? – спросила она.

Он одарил ее одной из самых своих очаровательных улыбок, про которые его бывшая говорила, что при виде такой улыбки у нее возникает желание его прикончить.

– Спасибо, мне просто пиво с бутербродами, – ответил он.

Она швырнула в него вазу. Конечно, он этого ждал, поскольку сам спровоцировал мисс. Она понятия не имела о стоимости вазы, что, скорее всего, и к лучшему. Разумеется, он пригнулся, и артефакт разлетелся на тысячу осколков, ударившись о пол, выложенный плиткой, – французское антикварное керамическое творение стоимостью семьдесят три сотни долларов.

– Вам нужно еще поработать над сноровкой, – заметил Йенсен, открывая скользящие двери навстречу прохладному тропическому бризу.

У Гарри в доме всегда работали кондиционеры, но сам дом был так удачно устроен, что пассаты идеально охлаждали его и без помощи искусственного воздуха.

Больше Женевьева ничего в него не бросила, хотя Питер был наготове.

– Вы сами знаете, что можете сделать со своими бутербродами и пивом, – не преминула отозваться она. – Вы просто так позволите мне свободно разгуливать по дому? Без присмотра? И не собираетесь привязать?

– Только если вы сами пожелаете. Вы не произвели на меня впечатления извращенки, но если что, я в игре.

В пределах ее досягаемости не оказалось больше ни одной вазы.

– Почему бы мне не сбежать?

Он опустился на диван, скинул обувь и, потянувшись, задрал ноги на кофейный столик.

– Пункт первый: поблизости болтаются Рено и Ханс, и хотя я им наказал держать подальше от вас свои лапы, они не очень–то хорошо следуют приказам. Пункт второй: бежать здесь некуда – яхта отчалила, и мы в сотнях миль от ближайшего острова. И пункт третий: море вокруг острова кишит акулами. Думаю, мины там тоже водятся, но тут я не уверен.

– Веселитесь? – Впрочем, она понимала, что он не шутит. – Так чем мне тут заниматься? Спокойно ждать, когда вы будете готовы меня прикончить?

– Или попытаться придумать какой–нибудь способ спастись, – предложил он.

– Вы могли бы оказать мне посильную помощь.

– Мог бы, – согласился Питер. – Но не буду.

Он задумался, а правда ли это? Агенту Йенсену никогда не приходилось кого–то убивать только за то, что тот случайно перешел ему дорогу. Можно приводить любые аргументы, что Женевьева совершенно ни к чему не причастна, но поскольку он конкретно не знал, почему пришел приказ насчет Гарри, то вряд ли мог знать, в равной ли степени замешана Женевьева.

Участвовала ли она в «Правиле Семерки», что бы оно из себя, черт возьми, ни представляло? Она ведь привезла на подпись документы, передававшие прибыльные нефтеносные месторождения фиктивной корпорации. А Комитет уже установил, что эти нефтяные промыслы – намеченная цель для тщательно разработанной террористической атаки в предстоящие недели, хотя точная дата неизвестна.

Исчезновение Гарри положит этому конец. По крайней мере, Питер на это наделся. У Гарри мания контроля, если кто и ведет переговоры с террористами, то, должно быть, именно Ван Дорн, он единственный держит в руках источники финансирования. Возможно, выбранный Гарри для разрушения месторождений человек готов умереть во славу аллаха. Ван Дорн знал, как играть на слабостях или фанатизме. Деньги на расходы террористам все еще нужны, и они хотят, чтобы позаботились об их женах и семьях. Без финансовой поддержки Гарри есть хороший шанс, что атака не состоится.

Но Гарри замыслил не единственное мероприятие. Они знали, что существует семь целей. А нашли только две. И принимали на веру, что устранение главного вдохновителя предотвратит пять других операций, прежде чем они приведутся в действие.

Все зависит от того, как тщательно разрабатывал свои планы этот безумец и не передавал ли он полномочия. С тех пор как Питер и его товарищи были на службе у миллиардера, наблюдая за ним в оба глаза, шанс, что он использовал кого–нибудь еще для осуществления «Правила Семерки», очень невелик. Они уже пришли к единодушному выводу, что бесполезно пытаться выбить из Ван Дорна информацию: Гарри слишком любил боль, чтобы сознаться под пытками, и не связывался ни с какими технологиями. Ни сотового, ни карманного компьютера, ни компьютера, который можно взломать, – свои секреты Ван Дорн держал при себе.

Другое дело мисс Женевьева Спенсер. Если она что–то и знала, то ее совершенно легко расколоть, и если бы Питер думал со своей обычной ледяной отстраненностью, то не стал бы колебаться.

Но он не собирался трогать ее. Он прикончит ее, если придется, но еще не отказался от надежды найти выход, несмотря на приказы, с легкостью отданные мадам Ламберт. Ей–то просто решать, не находясь на месте событий, подумал он.

Его приоритеты, может, и сместились чуть–чуть, но инстинкты все еще тверды, как камень, и он чувствовал, что Женевьева всего лишь невинный посыльный, случайно вляпавшийся во что–то гораздо большее и паршивое, что она пока не сумела осознать.

Она все еще смотрит на него, Питера, с надеждой. Он было подумывал солгать ей, сказать, что вытащит ее из передряги. Он никогда не нарушал прямых приказов за все время работы в Комитете и впредь не собирался, но мисс Спенсер не надо бы проводить последние два дня жизни в страхе.

Впрочем, лгать он ей не хотел.

– Я не могу вам помочь, – сказал Йенсен. – Не теряйте на меня время – это вас ни к чему не приведет. Я играю в эту игру гораздо дольше вас и вижу каждый угол. Так что смотрите сами. Просто не делайте глупых ошибок.

Что касается ее, то ей предстоит умереть. Единственное, что он мог сделать: поучить ее чему–нибудь, рассказать, дать ей слабый шанс. В конце концов, этих действий будет недостаточно, о чем он прекрасно знал. Но ему само такое положение вещей не обязано нравиться.