Мариус Брилл - Хищная книга

Миранда рассуждала примерно так: да, Фердинанд солгал. Да, она была им обманута. Но что есть обман, если не — в определенной степени — самообман? Она поддалась лжи Фердинанда, потому что такой лжи она сама и хотела. Она не позволила себе слишком строго проверить ту возможность, что все это ложь, потому что хотела, чтобы ложь оказалась правдой: высокие темноволосые симпатичные незнакомцы запросто могут ворваться в твою жизнь, да так, что и ног под собой не чуешь. Настоящим обманщиком, подлинным лжецом, была, следовательно, она сама. Она сама все это с собой сотворила, он был только детонатором. Итак, она была лжецом, но как насчет того, что он не говорил правду? Ответ: он ее сказал. Сама же она его так и не «разоблачила». Она не вывела его на чистую воду, как лжеца. Он сам раскрылся, он очистился, он объяснил ей свою ложь и тем самым сказал ей правду, а это больше, чем можно ждать от большинства мужчин. Фактически, это было больше, чем можно ждать от любого другого мужчины, которого она только знала. И поэтому он становился самым честным мужчиной из всех, ей известных. Таким образом, в результате она оказывается презренной обманщицей, только что потерявшей самого честного мужчину, какого могла встретить в своей жизни. Такова логика любви. Она неопровержима даже в зале суда: «Ваша честь, когда мой друг заявил, что не крал эту вещь, он не лгал, он просто исполнял наше желание, чтобы он не оказался вором. Виновны мы, поверившие ему, а не он, просто пошедший нам навстречу».

Теперь Миранда не могла бы вернуться к своей прежней жизни. Даже если бы захотела. Без него она ничто. Ее лжец и возлюбленный, она любила его, глубоко, страстно, нескончаемо. И он ушел.

— Нет! — закричала она вдаль. — Фердинанд! — позвала она.

— Тс-с-с, ты разбудишь всех соседей, — раздался позади нее ворчливый голос. В мгновенном порыве Миранда обернулась назад, туда, где должен был стоять Гвидо. Там стоял Фердинанд. Он улыбался:

— С первым апреля!

Миранда посмотрела туда, где на ее глазах исчезла гондола, потом опять на Фердинанда, не в силах поверить в чудо.

— Я ни за что не расстанусь с тобой. Пока они меня не возьмут, — сказал он.

— Ферд… — Миранда даже не смогла договорить его имя, так ее душили слезы и смех и накатившая волна невыразимых чувств. Она кинулась к нему, и целовала его, и прижималась к нему, будто могла как-то проникнуть в него, чтобы больше никогда с ним не расставаться.

И только когда руки уже болели, и поцелуев стало недостаточно, для слов нашлось свое местечко на устах, хотя и очень скромное.

Она прошептала:

— Но я видела, как ты уплыл.

— Уплыл Гвидо, — шепнул он в ответ.

Миранда кивнула.

— Послушай, — начал Фердинанд. — Новости дойдут до медноголовых в Лондоне не раньше чем к обеду. У нас есть как минимум несколько часов, пока они кинутся меня искать. Еще у нас есть номер в «Гритти» с пустой кроватью. Миранда, проведи мое последнее утро со мной, пожалуйста.

— Я хочу уехать с тобой, — решительно сказала Миранда.

— У меня нет морального права, после…

— Ты. Ты сказал, что книга, и я, что все дело в том, чтобы было право выбирать. Выбирать любовь, выбирать страсть, выбирать жизнь на грани. Я это выбрала, я выбрала тебя, Фердинанд. Мы пройдем через все вместе.

Где-то далеко на широком, тихом, спокойном канале, над водами, отдыхающими после бури, раздались электронные трели «O Sole Mio». Удерживая весло одно рукой, Гвидо достал свой телефон.

— Si, pronto? Ah, Signor Ferdinand. Конечно, конечно. Andiamo [55] Да, слушаю? А, сеньор Фердинанд… Действую (итал.). .

Поглубже погрузив весло в воду, Гвидо развернул нос своей гондолы и направил ее обратно.

Утро в библиотеке Боддлз-клуба, в возвышении над сосредоточенной суетой улицы Сент-Джеймс, сопровождается бодрящими звуками шипения, треска и щелчков, не от подгоревшей каши на молоке, а от только что разведенного огня, слизывающего утреннюю росу с первого за день бревна. По давно заведенному порядку, два престарелых и несколько опухших джентльмена, относительно внешности которых я не имею права разглашать никаких других подробностей, не нарушая Правительственный акт, защищающий официальных лжецов Государства, каждое утро занимают свои места в легких креслах у самого камина. Эти двое, X и Y, обозначим их алгебраически, чтобы, не дай бог, не пострадали виновные, предавались своему утреннему сибаритству — виски, сигары и залпы отрывистого кашля, расчищающего проходы для грядущего дня.

— В самовольной отлучке? — едва не задохнулся X. — Ультра ван Дик? Нет. Он стопроцентный, высококвалифицированный профессионал.

— Именно, — флегматично кашлянул Y, — и поэтому нас так серьезно озаботили три оставшихся без ответа запроса. Между прочим, полено, которое с ним отправилось, позвонило мне в самый гнилой час ночи, чтобы сообщить о конфликте между ними.

— Ну, не хватало еще прислушиваться к поленьям. Как мне показалось, вы утверждали, что это задание будет сравнительно безобидным, — успел ответить X, прежде чем его скрутил приступ кашля.

— Оно и было… — отрывистая сухая очередь из горла, — по преимуществу безобидным, просто сладкая приманка.

— Боже, не думаете же вы, что он пошел по стопам Профьюмо? [56] Министр обороны Джон Профьюмо, а также Стивен Уорд, Кристина Килер — участники скандала 1963 г. Говорю вам, никакие брожения в нашем бизнесе недопустимы.

Раздраженно прочистив горло, Y возразил:

— Ультра? Абсолютно невозможно. Уверен, что он срывал все цветочки и ягодки, какие только хотел.

— Что ж, предоставим его вам, вы и должны будете вернуть его обратно.

— Да. Но если он дезертировал, он, возможно, не захочет вернуться в здравом уме и твердой памяти.

— Не думаете ли вы, что он уже мертв?

— Нет. Мы снимаем показатели его жизнедеятельности с биотелеметрического передатчика.

— Э-э, как?

— Ну, его часы, понимаете. — Y показал свои наручные часы. — Как и наши, стандартная экипировка для всех оперативников с июня прошлого года. Передают частоту пульса и прочее, местонахождение определяется методом триангуляции.

Первый посмотрел на свои часы и с присвистом закашлялся:

— Так вот откуда моя проклятая секретарша всегда знает, где я! Я-то думал, мы, черт возьми, секретная служба, но в наши дни уже ничего не удается держать в секрете.

— И все-таки, что нам делать?

— Полагаю, оставлять эту дрянь дома на столике.

— А с Ультрой ван Диком?

— Что ж, у нас он один из лучших. Мы не можем себе позволить его потерять.

— И мы, безусловно, не можем допустить, чтобы его заполучил противник.

— Ни за что. Ладно, для начала нужно взять его. Может быть, он несколько дезориентирован. Еще раз, подробнее, какое там было задание?