Мариус Брилл - Хищная книга

Сейчас, приступив к моей собственной истории, я начинаю понимать, что это не так легко, как казалось. Все время бьешься над тем, что тебе нужно сказать и как это сказать. Жизнь выглядит очень простой, но не для доктора Франкенштейна, который хочет создать ее сам. И здесь, на неполных трех абзацах новой главы, меня осенило; мне стало понятно, почему старые книги так гордятся своими аннотациями глав, этими маленькими предисловиями в начале главы, рассказывающими, что в ней произойдет. Они всегда начинаются со слов «в которой»…

«…В которой мистер Барраклоу просит руки Дейзи и получает отказ. В опьянении мести он отрезает ее руку и все-таки уносит с собой, а Дейзи даже не может помахать своей руке на прощанье, потому что нечем. Потом мистер Барраклоу погребает руку в горшочке с базиликом и присоединяется к группе нигилистов, считающих, что, хоть жизнь и ничего не стоит, очки скидки от „Теско“ стоят еще меньше».

Какая выдержка, какое великолепное презрение к сюжетной интриге, будто она ничего для них не значит! Сюжет в те дни был пустой формальностью, с которой нужно разделаться, прежде чем заняться собственно литературой. Они были такими пресыщенными, но они могли себе это позволить, они держали под контролем весь рынок развлечений — двигающиеся картинки были ненаучной фантастикой, иллюзорной мечтой, а что еще могло составить конкуренцию? Фортепианные концерты, домашние спевки у камина и публичные порки на площади. А эти старые книги были окном в другой мир — мир любви и фантазий. Большая часть из этих величественных томов родилась тогда, когда литература занимала привилегированное положение. Они переходили из рук в руки, словно драгоценные камни, их перечитывали снова и снова, причем вслух. Ну кому нужен сюжет, когда книгу читают ради чистого наслаждения словами, звуками и чувствами, которые они вызывают? Старые книги были в своем золотом веке суперзвездами, им не надо было соперничать с телевидением, компьютерными играми и интернетом. Им не надо было подстраиваться под прямолинейные требования сюжета. Подзаголовки в них просто позволяли читателям быстрее находить любимые места.

Сейчас, как я понимаю, все эти краткие содержания глав — просто находка для ленивых студентов отделения английской литературы.

В современном мире, с его кинематографом, с этими триллерами, с одержимостью «жанром», мы, книги своего века, должны признать тот факт, что сюжет теперь — это все. Тогда, может быть, подзаголовки должны вернуться? Наверняка найдется немало читателей, которые будут только довольны, если они полностью вытеснят сами главы. Хорошие современные книги, вроде меня, должны расстаться со всякими канительными описаниями, второстепенными персонажами, лирическими отступлениями и переходить сразу к сути, к очищенной от всего лишнего сюжетной линии. Итак, если эту главу начать заново:

…в которой Миранда едет на работу. По пути она встречает симпатичного молодого человека, и они слегка флиртуют. В конце нас с ней разлучают.

Буквально. Вот и все. Все, что действительно произошло. Пожалуйста, можете теперь сразу переходить к пятой главе с уверенностью в том, что вы ничего важного не пропустите. Нет, правда.

Знаете, я просто собираюсь несколько абзацев потрепаться о станции метро Голдхоук-роуд, и никакого особого сюжета, кроме того, что уже сказано, тут нет. Я имею в виду, что мое подробное описание того дня в жизни Миранды никак не ускорит ваше продвижение к концу этой истории.

Одно меня пугает. Вам, наверно, не понравится, что я так трепетно отношусь к Миранде. Но что было, то прошло. Вы. Теперь со мною вы. Теперь вы меня создаете и уточняете. И если сейчас вы хотите перейти непосредственно к сюжету, я не буду возражать.

В конце концов, все в прошлом, но прошлое все еще живо у меня внутри. И я хочу, чтобы вы знали все, так что ничего от вас не утаю.

Посему вам предстоит узнать, что Миранда, при всех ее недостатках, в критических ситуациях никогда не терялась. Ей потребовалось всего несколько секунд созерцания одиозного пальца Барри, свисающего с матраса, чтобы перейти к действию. В суровые времена нужны суровые меры. Миранда осторожно укутала своим одеялом Барри, оставив его руку свисать с матраса. Из шкафа достала свою одинокую суповую тарелку. Наполнив ее чуть теплой водой, подставила под руку Барри, чтобы «тот палец» погрузился в воду.

Барри зашевелился. Вода сомнамбулически влияла на работу мочевого пузыря Барри. Он невнятно застонал и снова заворочался. Процесс пошел. Миранда украдкой вытащила тарелку, вылила воду в раковину. Вернувшись к кровати, стянула с Барри одеяло и сердито закричала:

— Барри! На кого ты только похож!

Барри рывком сел, щурясь спросонья:

— Что? Что такое? Только без паники!

Миранда показала на его трусы. Темное влажное пятно продолжало расползаться вокруг него по простыне. В комнате безошибочно запахло свежей мочой.

— Вот дерьмо, — высказался Барри, формально неточно, но очень верно по существу.

— О, я жду не дождусь, — Миранда закусила губу, сдерживая улыбку, — когда увижу, какое лицо будет у Мерсии…

— Не надо, — захныкал Барри, с дрожью приподнимаясь. — Ты не должна этого делать, я же вовсе не хотел… Черт!

Он заметался, ища, чем бы вытереться. Прыгая с ноги на ногу, стянул мокрые трусы. Миранда подала ему бумажные салфетки.

— Господи, я не знаю, почему так вышло, со мной такого никогда не бывало, — посмотрев на Миранду, Барри понял, что мог бы еще в придачу предложить призы — кухонный суперкомбайн и поездку на горный курорт, — но на этот товар с гнильцой клиентка все равно не купится.

Скомкав салфетки, он натянул брюки с такой поспешностью, что даже не стал застегивать пуговицы. В свитер он буквально нырнул. Поковылял к двери, сжимая в руке мокрые трусы и придерживая спадающие брюки.

— Слушай, Миранда, я… Ну, все было здорово, но… э-э… давай все останется строго между нами. — Он повернул ручку и распахнул дверь. Миранда наступала на него, а он пятился в дверной проем. — Я это к чему. Ты просто супер, я тебя уважаю, правда. Я крепко выпил, и… увидимся на работе, ладно? — Он повернулся и в спешке чуть было не споткнулся о ковер.

Миранда не могла удержаться от того, чтобы вбить в крышку гроба еще один гвоздь, и крикнула ему вслед:

— Барри!

Он уже преодолел один лестничный марш, но остановился и обернулся:

— Да?

— Можно еще вопрос?

Барри кивнул, несмотря на огромное желание смыться.

— Когда мы занимались любовью… Я ведь могу это так назвать? Что мы занимались любовью?

Он снова кивнул с нетерпением.

— Почему ты, когда мы занимались любовью, все время бормотал: «Дерек, Дерек, любовь моя»?