Мариус Брилл - Хищная книга

— Пять раз эти сволочи клялись, что все чисто. Пять раз они возвращались и говорили, что заражение все еще распространяется. Давай вон туда, пока они не хватились, что я сбежал.

Мерсия поставила ногу на нижнюю поперечину кресла и покатилась как на самокате. С возрастающей скоростью она лавировала между пьяными по Фулхэм-Палас-роуд и закатила Флирта на платформу линии «Хаммерсмит — Сити» задолго до того, как сиделка Геббельс пришла взглянуть на его кровать. Придя, она только вздохнула и фыркнула на их жалкую попытку обмануть ее, на стопку подушек, закутанных в одеяло и изображающих, будто бы здесь спит кто-то, по комплекции больше всего похожий на Человека-слона.

Одна остановка в метро — и Мерсия уже спускала кресло по лестнице станции «Голдхоук-роуд».

— Куда мы едем?

— В квартиру Миранды, она уже почти два дня как в отъезде, и никто не кормил Калибана.

— Калибана?

Мерсия таинственно приподняла бровь.

— Зверь, с которым она живет. Мы скормим ему то, что от тебя осталось.

Флирт засмеялся, но как-то не очень убедительно.

У крылечка Миранды на Флирта вдруг накатило дежа-вю, и он понял, что, собственно, видел все это раньше; в самом деле, он ведь заснул здесь как раз тогда, когда и начался весь этот кошмар. Флирт уже задумался — может быть, это и есть кошмар, и он, того и гляди, проснется? Только он принялся себя щипать, как Мерсия выдернула его из кресла и установила на ступеньках, прислонив к перилам. А сама достала из сумочки запасные ключи Миранды и открыла дверь парадной. Обернувшись к Флирту, улыбнулась ему и притронулась к его культе. Он засмеялся:

— Перестань.

— Извини, это больно?

— Нет, это как будто щекочешь мне подошву.

Мерсия не смогла удержаться от взгляда вниз, туда, где могла бы быть его ступня. Флирт проследил за ее взглядом и вздохнул. Если бы там не хватало только ступни, все бы еще ничего. Но видеть эту пропасть, зияющую от туловища до пола, было и захватывающе непривычно, и до тошноты ужасно, подобно тому, как, стоя на краю утеса и глядя на волны прибоя внизу, быстро вспоминаешь, что твое чувство равновесия в лучшем случае сомнительно, а на такой высоте о нем и говорить не стоит. Обнаружив, что страдает такой формой головокружения, когда смотрит вниз, на оставшуюся без пары ногу, Флирт старался смотреть только вверх.

— На каком она этаже живет?

— На самом верхнем, — показала Мерсия, и взгляд Флирта устремился в многоступенчатые выси.

— Вот задница.

Щелчок. В нем всегда есть что-то механическое. За исключением щелчка пальцами, подсказывающего официанту, что пора плюнуть в подаваемое блюдо, этот звук обычно издают механические устройства. Электрические выключатели, затворы фотоаппаратов, застежки некоторых лифчиков — для возраста ранней половой зрелости — срабатывают со своим особенным, характерным щелчком. Щелкает предохранитель пистолета, но щелкают и кусочки головоломки. Детали щелкают, когда встают на свое место. Но то, что щелкнуло в Венеции, в номере «Гритти-Паласа», на кровати, щелкнуло беззвучно. Пока Миранда похрапывала в дуло его пистолета, что-то щелкнуло у Фердинанда в мозгах. В какой-то головоломке, о которой он даже не подозревал, что ее решает. Но после нехарактерных для него раздумий перед экзекуцией своей жертвы, у него впервые в жизни возникли сомнения. А сомнения, как и ложь, имеют скверный обычай приводить все к новым и новым вопросам и новым сомнениям в неумолимом логическом процессе разброда и шатаний по направлению к окончательной цели — совершенно убийственной неуверенности.

Фердинанду бы, наверное, надо было радоваться. Сомнения, как и жесткие волоски в ушах, — признак зрелости; причем все-таки более приятный. Мир стал бы заметно лучше, если бы наша система образования была ориентирована на тех, у кого действительно есть вопросы. В конце концов, когда ты ребенок, у тебя нет никаких вопросов, ты и так все знаешь, но тебе силой навязывают кучу ответов. Повзрослев, начинаешь задавать вопросы, получая все меньше ответов, пока — на смертном одре — у тебя не останутся одни только вопросы, на которые никто ответить не может.

И все же, когда гордишься собой в качестве высокопрофессиональной машины для убийств и вставил дуло пистолета в рот своей практически уже убитой жертвы, сомнения выглядят несколько несвоевременными.

Будет ли это правильно?

До этих пор Фердинанд ни в чем не сомневался; он выполнял свои обязанности автоматически. Он ликвидировал с дюжину шпионов, а в горячих точках уничтожал противника целыми взводами. Он убивал утонченных интеллектуалов и безмозглых ландскнехтов. Но с ними было другое дело; все они участвовали в игре по правилам. Они знали, чем опасна их профессия. А вот Миранда стала бы его первой невинной жертвой. Конечно, разным людям случалось попадать под его огонь, и нельзя сказать, чтобы она была совсем без греха, но это было бы хладнокровное убийство, и, хуже того, она никогда не узнала бы, что ее погубило. Может быть, именно это его и беспокоило. Наверное, все дело в том, что она так и не увидит приближение своей смерти, а это как-то неспортивно. Надо бы разбудить ее и объяснить. Конечно, из одной только ложной гордости может человек захотеть, чтобы его жертва понимала, что с ней происходит, но гордость дорога тем, кто подозревает, что внутри у них пустота. Однако, пока Фердинанд раздумывал, как бы ей объяснить, почему она должна умереть, сама эта идея стала казаться ужасно несправедливой.

Фердинанд без шума опять поставил пистолет на предохранитель, и, хотя приведенный выше внутренний диалог занял меньше пары секунд, он успел совершить непростительный для «служб безопасности» грех. Он заколебался. Всего на секунду раньше он мог нажать на курок и очень аккуратно избавиться от своих безответных вопросов. Но мир может измениться и за секунду. Точнее говоря, туча, накапливающая над вашей головой на высоте шестисот метров электрический заряд, может достичь предельного уровня и разрядиться гораздо быстрее, чем за одну секунду. Словно взрыв бомбы, ударила молния, и вся комната утонула в ослепительно белой вспышке.

С богоявлениями есть одна проблема; они обычно сопровождаются слишком ярким светом, от такого света глаз на время слепнет, а если глаза и закрыты, спать все равно невозможно. Поэтому, когда не замедлил прогреметь гром, и Миранда проснулась, она увидела нависшего над собой Фердинанда с отчаянно зажмуренными глазами. Почувствовав металлический привкус во рту, она быстро сфокусировала взгляд на стволе пистолета. Охваченная паникой, Миранда взметнулась, сбросив Фердинанда на пол и удачно попав ему коленкой в уязвимое место, еще так недавно доставившее ей столько наслаждений.