Карен Робардс - Сезон охоты на блондинок

– Сначала закончим с формальностями. Вон там сто­ит Бен Райдер, наш местный зубной врач. А это, – он по­ложил руку на плечо мальчика, – мой сын Джош.

Последовали рукопожатия и обмен несколькими сло­вами.

– Папа, можно мне уйти? – нетерпеливо спросил Джош, как только знакомство состоялось. Уэлч мрачно взглянул на сына.

– Все стойла вычистил?

– Ага.

– А кормушки?

– Тоже.

– Теперь ты знаешь, что будет, если я снова увижу тебя с сигаретой? – Тон и лицо Уэлча были такими гроз­ными и суровыми, что Алекс невольно поежилась. Не хотела бы она быть на месте этого парнишки.

– Да, сэр.

– Надеюсь. Отведешь Виктори Данса, потом вер­нешься домой и поможешь Дженни писать доклад. – Джош остолбенел, но только на мгновение.

– Папа! – воскликнул он. – Я работал всю неделю как проклятый! Делал все, что ты велел! Честное слово, я больше не буду курить! Пожалуйста, отпусти меня!

Уэлч нахмурился, немного подумал и кивнул.

– Ладно. Отведи Виктори Данса и можешь быть сво­боден. Скажешь Али, что я разрешил подкинуть тебя к Беркам по пути на тренировку.

– Да! – Джош вскинул кулак и пошел отвязывать Виктори Данса. На прощание Алекс снова потрепала боль­шого рыжего жеребца по шее.

– Здесь есть место, где мы могли бы поговорить? – негромко, но решительно спросила Алекс, прежде чем Уэлч успел присоединиться к двум мужчинам, обсуждав­шим достоинства – вернее, отсутствие таковых – уве­денного жеребца.

– Конечно. Пойдемте в мой кабинет. – Он кивнул на закрытую дверь напротив. – Если его можно так на­звать.

– Должно быть, Кари был пьян, как скунс! В жизни не видел такой дохлятины! – сказал шериф зубному вра­чу, уныло и недоверчиво покачав головой.

– Томми, будь добр, помолчи, пожалуйста. – Джо Уэлч так зловеще глянул на болтуна, что Алекс вновь ощу­тила грозную силу этого человека.

– Извини, Джо. – Голос шерифа звучал скорее сму­щенно, чем испуганно. Когда Уэлч сверху вниз посмот­рел на Алекс, выражение его лица ничуть не смягчилось.

– Туда, – сказал он, еще раз кивнув на дверь.

Алекс пошла в указанном направлении. Ее ботинки были совершенно не приспособлены к здешним сюр­призам. Теперь они тонули в опилках. Уэлч открыл дверь, отошел в сторону и пропустил женщину.

Комната была совсем маленькая и незамысловатая. Деревянные стены, выкрашенные белой краской, серый линолеум на полу, навесной потолок, перехваченный алюминиевыми полосками, которые удерживали его на месте. Сквозь стеклянную панель в потолке пробивался яркий свет. В центре комнаты стоял металлический пись­менный стол с фанерной столешницей, на котором в бес­порядке лежали бумаги. Рядом – стул из черной пласт­массы и у задней стены еще один стол с компьютером и телефоном. На висевших слева самодельных полках кра­совалась пестрая коллекция призов, фотографий и книг. Здесь же громоздилось с полдюжины несгораемых ящи­ков. Перед письменным столом стояли еще два неказис­тых стула. В общем, обстановка роскошью не поражала.

– Садитесь. – Уэлч жестом показал на два стула для посетителей, расстегнул куртку, не снимая ее, обошел стол, поправил черный пластмассовый стул и сделал паузу, явно желая, чтобы Алекс села первой. Южане сла­вятся своей учтивостью, но Алекс не ожидала такого пунк­туального соблюдения правил этикета. Она села; Уэлч придвинул стул к столу, сел, положил руки на столешни­цу и спокойно посмотрел на Алекс.

– Выкладывайте, – велел он.

Раздосадованная собственным смущением, Алекс ре­шила выиграть время. Она закинула ногу на ногу, по­ложила руки на колено и только потом встретила его взгляд.

– Я должна сообщить вам неприятную новость.

Брови Уэлча поползли вверх.

После похорон она делала это уже сотню раз, но так и не привыкла. Прислуга четырех домов была уволена, а сами дома выставлены на продажу. Экипажам яхты и личных самолетов отца было велено искать себе места; яхта и самолеты также ждали новых владельцев. В со­провождении шеренги адвокатов она обращалась к слу­жащим каждой больницы, каждого пансионата, каждого дома для престарелых, сообщая, что их учреждение будет продано или закрыто. Конечно, адвокаты могли бы сде­лать это сами, не нуждаясь в ее присутствии. Однако, поскольку Алекс была не только единственной исполни­тельницей воли покойного отца, но и его старшей доче­рью, она чувствовала себя обязанной лично сказать то, что не смог сказать отец.

Как и сейчас.

Алекс сделала глубокий вдох:

– Мистер Уэлч, мне очень жаль, но я вынуждена от­казаться от ваших услуг.

Его глаза сузились.

– Вы хотите сказать, что я уволен?

– Не хочу, а говорю. – Голос Алекс был ровным, а взгляд прямым. – Я ставлю вас в известность за месяц. Думаю, этого больше чем достаточно.

Губы Уэлча сжались; он откинулся на спинку стула и немного покачался, глядя в потолок. Даже сидя, он казался очень большим и очень грозным. Алекс не хоте­лось показывать, что внезапно наступившее напряжен­ное молчание выбивает ее из колеи. Его небритый под­бородок выдвинулся вперед, губы вытянулись в ниточку, а все мышцы заходили ходуном. Было ясно, что эта но­вость застала его врасплох. После мучительно долгой паузы Уэлч снова посмотрел ей в глаза. Он положил ла­дони на стол и нагнулся вперед. Взгляд Уэлча был мрач­ным.

– Должно быть, вы шутите.

Алекс не ожидала, что с ней будут спорить. До сих пор никто этого не делал. Правда, она впервые сообщала человеку плохую новость с глазу на глаз. Обычно она при­бывала с адвокатами, обращалась к собравшимся с крат­кой речью, сообщая об увольнении, и тут же уезжала.

Возможно, она ошиблась в расчетах.

Она собрала всю свою смелость и волю, вздернула подбородок и выдержала его взгляд.

– Поверьте мне, мистер Уэлч, я совершенно серьезна.

– У вас есть, кем меня заменить?

– Нет. Просто эта должность упраздняется.

– Эта должность… – Уэлч осекся, словно внезапно потерял голос, покачал головой и продолжил, не сводя с нее упорного взгляда: – Что вы имеете в виду? Эту долж­ность упразднить нельзя! Мисс Хейвуд, я управляю двумястами пятьюдесятью гектарами пахотной земли. Каждый год мы засеваем кукурузой и соей по шестьдесят гектаров, а сорок отдаем под табак. Вы что-нибудь пони­маете в ценах на табак, севообороте зерновых, наборе се­зонных рабочих и тому подобном? – Алекс еле заметно покачала головой. – Я тоже сомневаюсь. Кроме того, я отправил четырех ваших лошадей в Черчилл-Даунс. Две кобылы находятся у меня в сарае – кстати говоря, жере­бые, а остальные содержатся на уистлдаунской конюш­не. Кто, по-вашему, будет за ними ухаживать?

– Лошади будут проданы.

– Что?! – Алекс показалось, что сейчас он вскочит со стула и задушит ее. – Это невозможно! Вы понятия не имеете, что мы пытаемся сделать с этими лошадьми! Черт побери, и это сейчас, когда мы почти достигли цели!