Барбара Вуд - Дом обреченных

— Этот дом такой скучный, кузина. Я подумал, не присоединитесь ли вы ко мне на бокал шерри?

— С удовольствием.

Мы спустились по лестнице, не разговаривая, напрягая глаза в полумраке. Он провел меня в малую гостиную, полную подушек и кружев, и усадил у огня.

— Зима была злая, и весна отвратительная. — Колин с непринужденностью и уверенностью разлил вино, как будто он один был свободен от подавленности и напряжения, нависших над нами. Я наблюдала за его руками, загорелыми и огрубевшими. Вспомнились белые руки Эдварда.

— Это особенное вино, — сказал он с хитрой усмешкой, — с особой бабушкиной полки. Не подается никому, кроме нее. Она призовет дьявола на наши головы, если узнает об этом. Вот.

Я взяла бокал и вгляделась в игристую жидкость. Колин наблюдал за мной.

— Вы не собираетесь его пить?

— Конечно, собираюсь. — Оно было сладким и приятным, действительно лучшим из того, что я когда-либо раньше пробовала.

Пока мы пили, стоя около огня и наслаждаясь обществом друг друга, Колин продолжал смотреть на меня так, что я едва не теряла присутствие духа. Но это был мой дорогой Колин, я вернула ему взгляд смело, не смущаясь.

— Лейла, — вдруг сказал он, поставив свой бокал. — Я пытался принять решение и наконец принял его. Я хочу поговорить с вами.

— Хорошо, — внезапная серьезность его голоса заставила мою улыбку растаять.

— Но не здесь. То, что я должен сказать, совершенно личное, и я не хочу, чтобы один из членов нашей семьи столкнулся с нами. Не желаете ли вы пройти со мной в более подходящее место?

Я взглянула на свой бокал и осушила его до дна.

— Конечно, Колин.

Мы вышли и поднялись по лестнице, по дороге захватили маленький подсвечник со столика и зажгли его от одной из масляных ламп в холле. Когда мы поднялись еще на один лестничный пролет, я слегка удивилась, но не стала задавать ему вопросов. Быть рядом с Колином — вот все, что имело значение; его присутствие успокаивало, обнадеживало.

В темном коридоре, где единственным источником освещения был наш маленький подсвечник, я позволила моему кузену взять меня за руку, чтобы идти дальше. В нос ударил спертый воздух и запах плесени, здесь я проходила в ночь смерти дяди Генри, когда все последовали за ним в башню. Напряжение росло, но я не задавала вопросов о наших действиях, поскольку была уверена, что у Колина есть серьезная причина привести меня сюда. Когда мы наконец остановились перед занавешенной маленькой аркой, которая выходила на ступени, ведущие к башне, воспоминания о той ночи заставили меня вздрогнуть. Колин пристально наблюдал за мной, не говоря ни слова, колеблющееся пламя свечи освещало его лицо самым причудливым образом.

— Это должно быть здесь, Лейла, — сказал он шепотом, — извините.

Я смотрела в его глаза.

— Нас не должны подслушать, а у бабушки шпионы везде. Вам удобно здесь?

Я уставилась взглядом во мрак, где крутым виражом исчезали ступени. Рука Колина крепко охватывала мою, сжимая ее до потери чувствительности. Я облизнула свои сухие губы и ощутила вкус того особого вина, которое он мне дал.

— Нет, совсем неудобно. Я понимаю. То, что вы хотите сказать, должно быть, очень важно?

— Да, поверьте мне. Я рад, что вы мне доверяете, Лейла. Поднимемся наверх?

Он шел впереди меня со свечой, делая каждый шаг осторожно, продолжая сильно сжимать мою руку. Любопытство превышало мою тревогу: что же такое Колин собирался сообщить мне в таком страшном месте?

Мы достигли вершины. Вспомнилось безумное лицо дяди Генри и его дикие мольбы. Колин поставил свечу на каменный пол — для надежности подальше от моей юбки, но так, чтобы было достаточно света. Башня — маленькое круглое помещение, сырое и холодное, с одним окном, смотрящим на ночной лес, — служила исключительно декоративным целям. В доме таких башен было семь, их никогда не использовали и не обставляли.

— Вот здесь сэр Джон покончил с собой, — сказал Колин, взяв мою другую руку. Я не могла видеть его лица, а его тон был каким-то неопределенным.

— Вы привели меня сюда, чтобы сказать мне это?

Последовала пауза.

— Нет, Лейла, не для этого я привел вас сюда. — Голос Колина звучал удивительно отстраненно. — Я хочу, чтобы вы знали, что я очень много думал о том, что собираюсь сделать потом. Действительно, меня преследует почти навязчивая идея, с того момента, как утром вы сказали нам, что читали книгу Томаса Уиллиса. Помните?

— Да, помню.

— Я был очень обеспокоен вашим поведением тем утром и обеспокоен до сих пор. Несколько раз я хотел поговорить с вами лишь для того, чтобы изменить свое мнение о некоторых событиях. Но теперь… — Его голос стал еще тише, почти до шепота, и он сделал шаг ко мне. Я смотрела в глаза Колина с безграничным восхищением, взволнованная его близостью, опасаясь услышать то, что он собирался сказать.

Словно прочитав мои мысли, он продолжал:

— Я не могу больше тянуть и должен сказать, зачем привел вас сюда. — Он оглядел темноту вокруг нашего маленького круга света. — Здесь не может быть никого, кто мог бы подслушать. Никто не знает, что мы здесь, Лейла. Эта башня далеко от центра дома. Если вы произведете громкий шум, скажем, закричите, никто не услышит.

— Почему я должна закричать?

— Это только к примеру. Я подчеркиваю необходимость приватности. Я не хочу, чтобы кто-нибудь узнал, что мы здесь. Мы отрезаны от остальной семьи. Я сделал это намеренно, поскольку не желаю, чтобы кто-то знал, что происходит здесь вечером.

— Вы знаете, я доверяю вам, Колин.

На это он, казалось, улыбнулся, изогнув рот в жуткой гримасе. Ни звука, ни малейшего движения в пляшущих тенях от нашей мерцающей свечи — он и я были совершенно отделены от остального мира.

— Лейла, — он сжал мои ладони еще сильнее. — Я знаю, вы не интересовались мною до сих пор и явно не доверяли мне. Я не могу осуждать вас, но должен спросить, нет, попросить вашего полного доверия сейчас, независимо от того, что произойдет.

Я была зачарована его голосом и взглядом.

— Да, — тихо прошептала я.

— Тогда вы простите меня за то, что я собираюсь сделать теперь, поскольку опасаюсь, что это будет болезненно.

— Я готова простить вам все, Колин.

— Тогда я продолжаю. — Он отпустил мои ладони и вдруг схватил меня за плечи. Его хватка была крепкой и твердой. — Я прошу вас, Лейла, вернуться к тому, что вы делали раньше, и снова попытаться вспомнить, что случилось двадцать лет назад в роще.

Сначала я не отреагировала, но когда его слова дошли до меня, я открыла рот и тихо спросила:

— Что?

— Я попросил вас простить меня, и вы сказали, что сделаете это. Как бы это ни было болезненно для вас, Лейла, я хочу, чтобы вы вернули ваше воспоминание о роще и смерти вашего отца.