Кристи Доэрти - Наследие

И еще одно: ей никак не удавалось выплакаться. Она лишилась этой способности после тяжелого и бесплодного разговора с Картером. Казалось, слезы, словно повинуясь какому‑то заклятью, полностью иссякли у нее именно тогда, когда больше всего ей требовались.

— Должно быть, со мной что‑то не так, если я даже плакать не могу, — сказала она Рейчел. — Может, я и в самом деле чем‑то заболела?

— Синдром Съёгрена, — бросила Рейчел, углубившаяся в толстый учебник по химии, поскольку надеялась в один прекрасный день стать врачом. Похоже, тот факт, что Элли резко сменила тему, не вызвал у нее ни малейшего удивления.

Элли смигнула.

— Извини, я не совсем тебя поняла…

— Так называется болезнь, когда организм не в состоянии производить слезы. — Рейчел подняла глаза от книги и одарила ее критическим взглядом. — Но у тебя этого синдрома нет.

— Откуда ты знаешь?

— Это слишком мучительное заболевание. — Рейчел опустила глаза в книгу, выписала что‑то из нее в тетрадь, после чего снова посмотрела на Элли. — Железы внутренней секреции не производят жидкость, роговица высыхает, и больному приходится таращиться изо всех сил, чтобы что‑то разглядеть.

— Круто… — протянула Элли, возвращаясь к собственному домашнему заданию. — Я, знаешь ли, рада, что у меня нет этого синдрома. Хороша бы я была на балу, когда стала бы таращиться на своего партнера.

Рейчел внимательно на нее посмотрела.

— Ты была бы похожа на инопланетянина из фильма «Чужой». Причем на одержимого инопланетянина. Ведь ты одержима идеей бала, Элли, не так ли? Срочно обратись к врачу.

Прежде чем ученик, поклонявшийся звездной Элли, появился в комнате с новой порцией бисквитов, девушки, отложив книги и тетради, погрузились в интереснейший разговор о приближающемся зимнем бале. В основном говорила Элли, поскольку она и вправду была одержима балом, до которого оставалось всего две недели. Прочие ученики рассуждали о том, что надеть, с кем прийти, кого пригласить. Но Элли думала только о Люсинде.

Неужели она тоже будет там?

При мысли о том, что она встретится с бабушкой и, возможно, будет задавать ей вопросы, мучившие ее на протяжении последних месяцев, сердце у нее начинало биться с удвоенной силой. Она сделает все, что в ее силах, чтобы эта встреча состоялась. Ради этого она готова надеть вечернее платье и кружиться в вальсе до умопомрачения под звуки приглашенного струнного оркестра.

С другой стороны, ужасные воспоминания о летнем бале навсегда засели у нее в подсознании. И ей не давала покоя мысль о том, что, когда Люсинда, Изабелла и она, Элли, соберутся в одном месте, Натаниэль почти наверняка попытается вновь нанести удар.

«Когда Люсинда приедет на бал, — в очередной раз подумала она, — обязательно случится что‑нибудь дурное».

Вечером Элли разминалась на мате в тренировочной. Минут через двадцать тело начало ощутимо ныть. Зои же тренировала подъем ноги и практиковалась в том виде ходьбе, когда на пол наступают лишь передней частью стопы.

— Надеюсь, нам устроят кросс, — сказала она, приступив к прыжкам. — Мне сегодня хочется побегать.

— Мне тоже, — сказала Элли, сидя на мате и прикасаясь лбом то к одному, то к другому колену попеременно.

В этот момент в помещении залязгал громкий голос Желязны:

— Внимание! Сегодня нам предстоит пробежать кросс в четыре мили. Это для начала.

— Ура! — воскликнула Зои и устремилась к двери.

Элли побежала было за ней, но Желязны поманил ее к себе.

Зои остановилась в дверях в ожидании, когда она освободится.

— Мне нужно сказать тебе пару слов, — произнес он неожиданно спокойным и даже доброжелательным голосом. Потом повернулся к Зои: — Не стой здесь, иди на улицу. Элли догонит тебя через минуту.

Зои, прежде чем уйти, вопросительно подняла брови. Элли в ответ на ее немой вопрос беспомощно пожала плечами.

Желязны ждал, пока все ученики выйдут из комнаты, так что они с Элли некоторое время стояли друг против друга в напряженном молчании. Девушка заметила, что на лбу у преподавателя выступили крохотные капельки пота. Более того, он даже расстегнул пуговку у горла, как если бы воротник тренерской куртки душил его и мешал дышать.

Элли скрестила руки на груди, опустила глаза и стала рассматривать пол у себя под ногами.

— Хочу поговорить с тобой уже неделю, если не больше, — откашлявшись, произнес наконец Желязны. — Чтобы прояснить сложившиеся между нами отношения.

Элли с подозрением на него посмотрела.

— Признаю, что прежде мы с тобой испытывали определенные трудности в общении друг с другом, и у меня даже сложилось мнение, что я далеко не всегда был… хм… справедлив к тебе. — Он снова откашлялся, прочищая горло. — Поэтому хочу… хм… извиниться перед тобой за проявленную с моей стороны излишнюю суровость. И выразить надежду, что в будущем мы будем работать в атмосфере взаимной дружбы и сотрудничества. Ты — весьма продвинутая и многообещающая ученица, и мне очень жаль, что прежде я почему‑то никогда не давал тебе этого понять.

Честно говоря, если бы Желязны сейчас признался ей, что принадлежит к масонскому ордену, Элли вряд ли бы испытала большее удивление.

Между тем Желязны одарил ее выжидающим взглядом. При этом у него на лице запечатлелось самое что ни на есть добродушное и человеколюбивое выражение. Элли поняла, что хочешь — не хочешь, но что‑то сказать нужно.

— Разумеется… Же… мистер Желязны… я буду очень рада работать с вами… хм… в атмосфере дружбы и сотрудничества, — запинаясь, произнесла Элли и, с подозрением следя за ним взглядом, словно он собирался ее укусить, сделала несколько неуверенных шажков по направлению к двери. — Я… пожалуй пойду, можно?..

— Ну конечно, — сказал Желязны. Элли показалось, что в его глазах на мгновение промелькнуло чувство обиды, хотя в голосе ничего, кроме доброжелательства, не слышалось. — Иди к своей группе. Если малость опоздаешь к финишу, ничего страшного. Можешь особенно не спешить.

Элли выскочила из комнаты как ошпаренная и чуть не столкнулась с Зои, которая стояла сбоку от двери, вытянув шею и навострив уши, так что у Элли не оставалось никаких сомнений в том, что она подслушивала.

Когда они выскочили из здания и побежали по посеребренной лунным светом тропинке к лесу, Зои бросила:

— Какой же он все‑таки придурок.

Разговор с Желязны оставил у Элли крайне неприятное впечатление, поэтому она пробормотала:

— Нет, он не придурок. Он трус и лизоблюд — вот кто.

Неожиданно Зои принялась на бегу подпрыгивать, словно спятившая лесная нимфа, а напрыгавшись, заявила:

— Это потрясающе! Ведь он подумал, что ты наговоришь про него своей бабушке всякие гадости. — Потом, секунду помолчав, добавила: — Господи! Если вспомнить, как Желязны перед тобой распинался, трудно даже представить, какой им овладел ужас.