Екатерина Черкасова - Сладкая ночка

— Это господин Морис Дюваль, из французского консульства, — сообщил офицер. — Мы пригласили его, так как вы являетесь французской гражданкой, а мы, несмотря на все обвинения, строго соблюдаем права человека.

Господин поклонился.

— Мадам Амир, если позволите вас так называть, — вежливо начал дипломат.

Его «если позволите» сразу не понравилось мне.

— К нам обратились власти и сообщили, что по подозрению в убийстве задержана французская гражданка, то есть вы.

— Да, месье, вы очень любезны, что приняли во мне участие, — сказала я.

Дипломат поморщился:

— Мадам, это не любезность, это мой долг. Я был бы очень рад оказать вам посильную помощь, но…

— Но? — прервала я паузу, наполненную самыми дурными предчувствиями.

— Все дело в том, что ваши документы на имя Мишель Амир принадлежат вовсе не вам. Видите ли, настоящая Мишель Амир, супруга покойного Патрика Амира, в данный момент находится в Париже. Мы сообщили ей о смерти мужа. По ее словам, он отправился в служебную командировку. Но мы не сказали ей, что он был здесь не один, чтобы не травмировать вдову.

Я сжала ворот так, что у меня побелели костяшки пальцев.

— Так что, мадам, если вы все же гражданка Франции и можете сообщить нам свое имя, мы, несмотря на сомнительные обстоятельства, постараемся помочь вам. В противном случае позвольте откланяться.

Я промолчала, в отчаянии глядя в спокойные и усталые глаза дипломата.

— Что скажешь, детка? — ехидно поинтересовался офицер, когда за дипломатом захлопнулась дверь.

— Вы проверили показания бармена насчет ножа? — спросила я, игнорируя его интерес.

— Он говорит, что знать не знает никакого ножа и не мог подать клиентке никакой другой нож, кроме фруктового. Да ты меня в сторону не уводи. Значит, подделала паспорт и под видом жены поехала с любовником? Хороша! А потом еще его и убила! Еще лучше! Ну и ушлая же ты девица, как я погляжу, — почти развеселился страж порядка.

Я подавленно молчала, решительно не зная, что делать. Государство, чьи документы я имела, от меня отказалось. И здесь нет никого, кто бы меня знал и мог бы помочь. Кругом одни врага!

— Ну так и кто же мы есть, ну и как же нас зовут, — сладенько произнес полицейский. — Могу поклясться, ты ливийка с юга, где-то из пустыни. Подцепила богатенького француза, ну а нравы у нас не такие, чтобы с мужиками по койкам валяться без брачного контракта! Вот вы и решили документик состряпать, чтобы никто вам здесь не мешал развлекаться. Понравилось тебе иностранку изображать? Ишь ты, и по-арабски с акцентом говорить вздумала! Ловка, ничего не скажешь! Ну что, я прав?

Я не отвечала, мучительно соображая, что делать.

— Конечно, я прав, — продолжал веселиться полицейский. — Так что, дорогуша, светят тебе, кроме убийства, еще две статьи: проституция и подделка документов. Хотя вряд ли это уже изменит твою судьбу.

— Я не ливийка! — заявила я, твердо решив, что быть ливийкой мне и вовсе невыгодно.

Полицейский грязно выругался в мой адрес. Его примитивную вежливость как ветром сдуло. Он схватил меня за волосы и рванул. Голова запрокинулась, я застонала.

— Ты у меня сейчас во всем признаешься! Быстро, имя!

— Лейла!

— О! Это дело! — удовлетворенно сказал он, отпуская меня. — Лейла, а дальше?

— Давыдова…

— Это что еще? — неподдельно изумился офицер.

— Русская.

— Какая русская? — искренне возмутился мой мучитель. — Ты на себя в зеркало смотрела?! Или время тянешь, теперь русского консула потребуешь? Хватит, поиграли в права человека, и хватит.

— Смотрела… Сейчас в Триполи находится Леонид Давыдов, он переводчик. Он может подтвердить мои слова.

— И кто он тебе? — с нескрываемым сарказмом спросил полицейский. — Братишка?

— Бывший муж.

Офицер застонал и схватился за голову.

Я вовсе не была уверена, что сделала все правильно, но паника плохой советчик. А Леня… Все-таки он был моим мужем, любил меня, мы провели вместе столько восхитительных ночей, да и после развода мы не ссорились. Просто наш брак умер сам собой, пришел к своему логическому завершению.

К тому же гражданку России вряд ли бросят на произвол судьбы, если, конечно, мне удастся это доказать.

Я совершенно забыла о том, ради чего приехала в эту страну, да еще и по чужим документам. Я пребывала в плену идиллических настроений, что скоро все выяснится, Леня подтвердит мою личность, с меня снимут все обвинения, в российском посольстве мне выдадут документы, и я немедленно вылечу в Москву, к маме. Только через Лондон, где заберу Киру и куплю для Нинки дурацкую пепельницу с принцессой Дианой и Доди аль Файедом…

Леня вошел в кабинет и огляделся. Я подпрыгнула на стуле, пытаясь поймать его взгляд. Но он безразлично скользнул по мне и остановился на хозяине кабинета.

— Вы очень любезны, что согласились прийти сюда, господин Давыдов, — вежливо сказал офицер.

— Считаю своим долгом оказать посильную помощь, — так же любезно откликнулся Леонид на прекрасном арабском.

— Дело в том, — полицейский сделал пренебрежительный жест в мою сторону, — что эта особа утверждает, будто бы она русская и ваша бывшая жена. И якобы вы можете подтвердить это.

— Неужели? — Леонид повернулся и с интересом оглядел меня. — А в чем она обвиняется?

— В двух убийствах, подделке документов и проституции.

— Вот как? — поднял брови Леонид. — Неужели вы думаете, что эта грязная шлюха может быть моей женой?!

Они оба цинично расхохотались.

— Странно только, откуда она меня знает?

— О, господин Давыдов, эти шлюхи держат на прицеле симпатичных иностранцев… Непонятно только, на что она рассчитывала. Но я очень благодарен вам за то, что вы нашли время…

Я почти потеряла интерес к тому, что со мной будет. Перспектива выглядела настолько плохо, что мне уже было все равно, что мне грозит. Я сидела, часами уставившись на дырку в стене, образовавшуюся после моего неудачного самоубийства. Ни о чем не думала. И о самоубийстве тоже не думала: для этого надо было напрягаться, соображать, что-то предпринимать. А сил у меня уже не осталось. А еще казалось, что все это происходит не со мной, не в реальной жизни. Что стоит открыть глаза, и я увижу обитую вагонкой стенку моей дачной комнаты, почувствую запах семечек, которые мама жарит внизу. А потом она отпустит Серегу в «треугольник», и мы с ней залезем с ногами на старый диван и будем болтать… Ну что я, научный сотрудник, египтолог, москвичка, делаю в этой ужасной дыре? Ведь это не может быть правдой! Потому что слишком напоминает плохое кино.

Меня перестало беспокоить, что я давно не мылась и дурно пахну, мое белье превратилось в рванье, под ногтями — грязь, волосы сбились в колтуны. Какая разница? Ведь это неправда. Стоит проснуться — и…