Дафна дю Морье - Французова бухта

— Я в восторге, что вижу вас.

Незнакомец важно поклонился и не промолвил ни звука. Дона повела гостя в дом. Мельком взглянув на свое отражение в зеркале, она увидела у себя за ухом ветку жимолости, но из упрямства не вынула ее — сойдет и так. Они сели на жесткие стулья и принялись разглядывать друг друга. Пауза слишком затянулась. Наконец он сказал:

— До меня дошел слух, что вы приехали в имение, и я счел своим долгом, а также удовольствием как можно скорее засвидетельствовать вам свое почтение. Много лет назад вы и ваш супруг удостоили Наврон своим посещением… Позволю себе заметить, вы стали чужеземцами в наших краях. Я хорошо знал Гарри еще мальчиком, когда он жил здесь.

Дона что-то поддакнула, приковавшись взглядом к бородавке на его носу, которую заметила только сейчас. Не повезло бедняге с таким украшением. Опомнившись, она принялась усердно рассматривать стены, опасаясь, как бы он не заметил ее внимание к его бородавке.

— Нн-да… — продолжал он между тем. — Смею заверить, я всегда относил Гарри к числу своих ближайших друзей. Но после его женитьбы нам мало доводилось общаться, все свое время он проводил в городе.

«В мой огород камешек, — подумала Дона, — что ж, этого следовало ожидать».

— Вынуждена вас огорчить, но Гарри со мною нет, — бросила она. — Я приехала одна с детьми.

— Чрезвычайно, чрезвычайно жаль! — воскликнул он.

Она промолчала. Что тут можно было ответить?

— Моя супруга так желала сопровождать меня. Но в настоящее время она не имеет удовольствия находиться в добром здравии…

Он явно подыскивал слова. Дона улыбнулась:

— Понимаю… У меня у самой двое маленьких детей.

В замешательстве он кивнул.

— Мы уповаем на небеса.

— Несомненно, — поддержала его Дона, вновь завороженная его бородавкой. Как только его жена может ее выносить?

Годолфин разглагольствовал о том, что его супруга будет счастлива принять Дону в любое время, что здесь так мало добрых соседей, и так далее в том же роде. «Какой скучный, надоедливый, тяжеловесный субъект, — с ненавистью думала Дона. — Существует ли на свете золотая середина между помпезным витийством Годолфина и циничной развязностью Рокингэма? Живи Гарри в Навроне, он бы тоже превратился в нечто подобное. Какая чудовищная репа с рыбьими глазами и ртом, похожим на надрез на жирном пудинге».

— Я питал надежду, — дошел наконец до нее смысл его слов, — что Гарри примет участие в делах графства. Вы, конечно, наслышаны о наших бедах?

— Нет, я ничего не знаю, — сказала Дона.

— Как не знаете! Вероятно, вы слишком уединенно живете, и до вас не доходят новости. Вся округа полнится слухами и разного рода толками. Мы все встревожены до глубины души. На наши дома совершают набеги пираты. В Пенрине они захватили значительные ценности, а неделю назад разграбили имение моих соседей на побережье.

— Какой ужас, — промолвила Дона.

— Да это грубое насилие! — взорвался Годолфин. Лицо его побагровело, глаза вылезли из орбит. — Никто не знает, как с этим бороться. Я бомбардировал Лондон жалобами, но не получил ответа. Они шлют нам солдат из гарнизона в Бристоле, да пользы от них нет никакой. Я убежден: только мы, землевладельцы графства, объединившись, сможем отразить опасность. Как я сожалею, что Гарри нет в Навроне!

— Может быть, я могу быть вам полезна? — выдавила из себя Дона, вонзая в ладони ногти, чтобы не расхохотаться. Он так разошелся, будто ее обвинял в пиратстве!

— Моя дорогая леди, вы бессильны нам помочь. Просите вашего мужа и его друзей приехать сюда, тогда мы все вместе справимся с этим проклятым французом.

— Французом? — переспросила Дона.

— Что? Ах, да, он у них за главного, — почти кричал Годолфин. — Этот подлый иностранец, по-видимому, знает наше побережье как свои пять пальцев и ускользает через пролив в Бретань раньше, чем мы успеваем выследить его. Его судно как ртуть, ни один из наших кораблей не может догнать его. Он прокрадывается в наши гавани бесшумно, грабит наше добро, взламывает склады, а потом улетучивается с утренним приливом, прежде чем наши парни раскроют глаза после сна.

— Вероятно, он чересчур крепкий орешек для вас! — предположила Дона.

— Что? Да, мадам, если хотите, именно так, — сказал он обиженно.

— Боюсь, Гарри не удастся поймать вашего пирата, он чудовищно ленив.

— Я этого и не предполагал. Но нам нужны люди, чем больше, тем лучше. Мы обязаны поймать негодяя, пусть для этого потребуется все наше время и все деньги. Вы, вероятно, не отдаете себе отчета, как велика опасность. По всему побережью грабят, наши женщины засыпают в страхе за свои жизни, и не только жизни…

— Ах, значит, он и этим промышляет? — пробормотала Дона.

— Нет, кровь еще не пролилась и не пострадала ни одна женщина, — вынужден был признать Годолфин. — Но все мы ожидаем с его стороны подобной мерзости.

— О да! — промолвила Дона, еле сдерживая смех. Она встала и подошла к окну. Выносить его дальше было выше человеческих сил, сейчас она рассмеется. Но, слава богу, он истолковал ее жест как намек на прощание. Он степенно поклонился.

— Когда вы соберетесь написать своему супругу, надеюсь, вы напомните ему обо мне и расскажете о наших бедах, — заключил он.

— Да-да, конечно, — кивнула Дона, думая: «Что бы ни случилось, я ни за что не позволю Гарри примчаться в Наврон сломя голову для ловли неуловимого пирата и тем самым нарушить мою вожделенную свободу». После некоторых положенных формальностей Дона вызвала Уильяма и попросила проводить гостя.

Она понадеялась, что это был ее первый и последний посетитель. Такого рода знакомства не для нее. Сидеть на стуле и выслушивать этого репоголового субъекта было ничуть не лучше, чем ужинать в «Лебеде». Надо предупредить Уильяма, что ее дом закрыт для посетителей. Пусть сам выкручивается: ее нет дома, она гуляет, спит, больна, сошла с ума, прикована цепями в своей комнате — что угодно, лишь бы отделаться от всех Годолфинов этого графства.

Что за тупоумная эта провинциальная знать, если даже с помощью солдат не может уберечь свои склады и ценности от ночных гостей. Раззявы! Да выставите караулы, и пираты, проскользнув в одну из гаваней, окажутся в ловушке. Корабль — не призрак, он зависит от ветра и течений.

Вечером, обедая раньше обыкновенного, она втолковывала стоявшему за ее стулом Уильяму, что отныне он должен закрывать дверь перед носом всех визитеров.

— Видите ли, Уильям, — говорила она, — я приехала в Наврон, чтобы отдохнуть от людей, побыть в одиночестве. Словом, хочу поиграть в отшельника.

— Понятно, миледи, — согласился Уильям. — Сегодня я допустил ошибку, больше этого не повторится. Вы сможете спокойно предаваться своему одиночеству и продлите свое бегство.