Дафна дю Морье - Французова бухта

Дона поиграла с детьми, затем решила написать письмо Гарри — через день в Лондон с почтой уезжал грум. Она устроилась у открытого окна в гостиной и задумалась, покусывая кончик пера. Что написать? То, что она счастлива, но это обидит его. Бедный Гарри, ему никогда не понять ее!

«Меня навестил друг твоей юности, некто Годолфин, — писала Дона. — Его напыщенность произвела на меня малоприятное впечатление. Не могу представить вас обоих маленькими детьми, кувыркающимися на лужайке. Хотя вы, наверно, не кувыркались, а чинно сидели на позолоченных стульях или играли в колыбель для кошки — или я не права? У него мясистая бородавка на кончике носа, а его жена ждет ребенка, что меня тронуло. Он страшно возбужден и все время поднимает шум из-за пиратов, вернее, одного пирата, какого-то француза. Тот является ночью и грабит дома здешней знати, а все солдаты запада не могут его поймать, что, по-моему, не свидетельствует об их глубоком уме. Я вызвалась ринуться в бой с абордажной саблей в зубах. Я заманю в ловушку этого негодяя (а он, по словам Годолфина, дик и свиреп — убивает мужчин и насилует женщин), скручу его веревками и пошлю тебе в подарок». Она зевнула, постучав пером по зубам. Сочинять шутливые послания такого рода не составляло труда, нужно только не впадать в крайность. Нельзя быть слишком нежной, а то Гарри вскочит на коня и примчится к ней, но и холодность ее может кончиться тем же: измучившись, он обязательно приедет сюда.

«Развлекайся, если хочешь, и помни о своей фигуре, когда пьешь пятый стакан, — писала она. — Если у тебя появится желание, направь свои стопы к любой леди приятной наружности, которую отметят твои сонные глаза. Я не буду устраивать супружеских сцен.

С детьми все благополучно. Они любят тебя и шлют тебе свой привет. А я шлю тебе все, что бы ты желал от меня получить.

Твоя любящая жена Дона.»

Она сложила письмо и скрепила его печатью. Теперь следовало придумать, как избавиться от Уильяма на то время, когда она займется разведкой. В час дня, после холодной закуски, она позвала его:

— Уильям!

— Да, миледи.

Дона оценивающе взглянула на него. Он был, как обычно, готов к услугам.

— Уильям, я хотела попросить вас съездить сегодня днем в поместье лорда Годолфина и отвезти цветы его жене, она не здорова.

Что-то мелькнуло в его глазах: досада, колебание?

— Вы желаете, чтобы я отвез цветы сегодня, миледи?

— Если можно, Уильям.

— Мне кажется, грум сегодня свободен, миледи.

— Я предполагала, что грум повезет мисс Генриетту, мистера Джеймса и няню на пикник.

— Очень хорошо, миледи.

— Так вы скажете садовнику, чтобы он срезал цветы?

— Да, миледи.

Воцарилось молчание. Дона улыбалась про себя: ему явно не хотелось ехать. Возможно, он условился о тайной встрече со своим другом — там, в лесу, в низине. Что ж, это от него не убежит.

— Велите разобрать мою постель и задернуть занавеси. Я хочу отдохнуть, — бросила Дона и вышла из комнаты.

Уильям поклонился. Удастся ли ей усыпить его бдительность, если у него возникли какие-то подозрения? Доне казалось, что он поверил ей.

Она поднялась наверх и прилегла на кровать. Через некоторое время Дона услышала стук экипажа во дворе и оживленную болтовню детей по поводу неожиданного пикника. Карета выехала по подъездной дороге, звуки смолкли. Затем послышалось, как лошадь зацокала по булыжнику. Дона поднялась, вышла из комнаты в галерею, окна которой выходили во двор. Она увидела, как Уильям садится на лошадь, поставив перед собой на седло огромный букет цветов. Ей удалась ее хитрость!

Когда Уильям уехал, Дона надела старое платье, повязала вокруг головы шелковый платок и выскользнула из дома, как вор. По той же тропинке она нырнула вглубь леса, на этот раз без колебаний. Птицы перелетали с ветки на ветку, порхали бабочки, гудели сонные шмели, пикируя к верхушкам деревьев. Снова сверкнула гладь реки, изумившая ее накануне. Деревья редели, открывая подход к берегу. Наконец перед Доной предстала бухта, застывшая в безмолвии, скрытая от глаз людей обступившим ее лесом. Дона стояла как вкопанная: она никогда не слышала об этой укромной бухте. Было время отлива. Вода, чавкая, вытекала из впадин, заполненных грязью. Дона очутилась на самом мысе бухты, там, где в общий поток впадал ручеек, вытекающий из родника. Бухта почти опоясывала островок деревьев. Дона решила исследовать его. Она шла, счастливая, забыв уже о своем первоначальном намерении. Случайное открытие заслонило все остальное. Бухта виделась ей новым убежищем, лучше Наврона, сказочной страной. На отмели Дона увидела цаплю, серую и величавую. Маленький устрицелов прыгал по грязи. Глухо и таинственно вскрикнул кроншнеп и, оторвавшись от земли, полетел над водой. Что-то встревожило птиц. Но, похоже, не она. Плавно взмыла цапля и, хлопая медленно крыльями, устремилась за кроншнепом. Дона притаилась. Она услышала странные звуки: то сильные удары, то легкое постукивание. Осторожно двинувшись в сторону, Дона внезапно метнулась к дереву и прижалась к его стволу. Бухта расширилась, образуя заводь, на воде она увидела корабль. Он был так близко, что Дона могла бы добросить до его палубы что-нибудь. Она сразу узнала этот корабль. Он появился накануне вечером, окрашенный в красное и золотое заходящим солнцем. Двое матросов, свесившись через борт, драили борт шхуны — отсюда и шло постукивание. Заводь, должно быть, глубокая. Несомненно, это отличное место для якорной стоянки. С двух сторон заводь окружали высокие крутые склоны, а сама бухта, извиваясь, видимо, шла к руслу главной реки. В нескольких ярдах от себя Дона увидела сваленные в кучу снасти, блоки, тросы. Очевидно, для починки. У борта корабля была привязана лодка, но в ней никого не было.

Стояла полная тишина, только двое мужчин драили борт шхуны. Кому сказать — не поверят, что неподалеку от Навронского замка в заводи бросил якорь неизвестный корабль и его не обнаружить ни с берега, ни с реки.

На палубе появился еще один человечек — верткий, гримасничающий, как обезьянка. В руках он нес лютню. Перегнувшись через борт, он некоторое время наблюдал за работой своих товарищей. Потом подпрыгнул, балансируя, удобно устроился, скрестив ноги, на фальшборте и забренчал на лютне. Двое внизу задрали головы и засмеялись. Немного поиграв что-то веселое, он запел, сначала тихо, потом чуть по-громче. Дона силилась разобрать слова песенки. Внезапно она почувствовала глухие удары сердца: она разобрала — это были французские слова.

Руки у Доны похолодели, во рту пересохло, спазм ужаса перехватил горло. Значит, здесь была стоянка того самого Француза, это — его корабль. Да, лучшего укрытия не найти!