Алена Салбер - Волна открытий

– Да! Я кое-как пережил без тебя эти долгие месяцы. Я запретил себе думать о тебе и намеренно не следил за твоей судьбой. Слишком больно, знаешь ли, навязывать себя человеку, который так бессердечно тебя отвергает. Я думал, что успокоюсь, но ошибся. В последнее время я часто думал о тебе и скоро собирался навестить тебя в Москве. Теперь же, когда счастливый случай подарил нам эту встречу, я окончательно понял, что не могу без тебя!

– Глеб, я очень благодарна тебе за все, что ты для нас сделал…

– Да на черта мне твои благодарности?!

–…но мне кажется, тебе стоит поискать более спокойную жену, которой не нужно…

– Молодую свистушку, которая будет думать только о моих деньгах?

– Позволь тебе напомнить, что я тоже еще довольно молода. И в некотором роде – свистушка. Только непоседливость моя проявляется в другом.

– Но тебя – я люблю!

– Глеб, я очень тепло к тебе отношусь. Как к родному человеку, как к старшему, мудрому брату. Но я не могу вернуться. Я хочу попробовать себя. Мне нужно попытаться. Иначе я окончательно потеряю самоуважение, закисну в бездействии и возненавижу тебя. Найди себе другую женщину. Другую тихую гавань. Мы будем дружить, обмениваться подарками к праздникам и ходить друг к другу в гости. Но умоляю тебя, не настаивай больше ни на чем.

– Дина! Как ты можешь? Я тебе о самом сокровенном, а ты предлагаешь мне быть тебе кем-то вроде родственника?! Ты сама-то себя слышишь? – воскликнул Ломидзе.

– Глебушка, мне больше нечего тебе сказать. Ты должен меня понять, – ответила Дина и тихо вышла из салона.

Как только дверь за ней закрылась, Ломидзе обхватил руками голову, взлохматил волосы и простонал:

– Упрямая женщина… Как мне ее уговорить?

***

Неделя пролетела быстро, и все хлопоты наконец завершились. Илья, Остафьев и Дина улетали в Москву, Вера уходила в море дальше по маршруту экспедиции, а Глеб на яхте продолжал путешествие в Австралию. Накануне расставания друзья договорились устроить прощальную вечеринку, поэтому, как только начала спадать жара, красавица-яхта отошла от причала и понесла на своем борту гуляющую компанию. На праздник позвали коллег Веры, с которыми они успели перезнакомиться за прошедшие дни, так что на открытой палубе, где у бассейна расположились гости, было шумно и многолюдно.

В разгар веселья Остафьев с Ломидзе отделились от остальных и, прихватив с собой Илью, укрылись в недрах яхты. Настроение у них было препоганое, и даже общее оживление не помогало им справиться с тоской.

Несмотря на все старания, Антон не мог не думать об Анжелике, и чем ближе маячил миг их новой встречи в Москве, тем отвратительней он себя чувствовал.

Глеб за прошедшие дни так и не дождался Дину, хотя почему-то был уверен, что в благородно распахнутую им дверь она все-таки войдет. Не вошла.

Этой троице было просто необходимо поделиться тем, что зудело на душе, но прежде требовалось хорошенько выпить.

Начинали, как обычно, за хозяина, за его гостей, за талантливого ученого и за мир во всем мире. Потом, будучи уже изрядно навеселе, выпили за прекрасных дам. На этом тосте у каждого из них что-то надломилось. Все трое вспомнили своих женщин, обиды разной степени давности, и полились неспешными потоками скупые мужские слезы.

Когда Дина обнаружила, что ни Глеба, ни Илью, ни собственного шефа давно не видела среди гостей, она испытала легкое беспокойство. В последние дни перед отъездом она опасалась, что обиженный Глеб затеет с Остафьевым ссору. Ведь как ни крути, это Антон давал ей работу, из-за которой, среди прочего, не состоялось ее воссоединение с Ломидзе.

Дина позвала подругу, и вместе они отправились на поиски. Вскоре пропавшие нашлись: их теплая компания заседала в кабинете Ломидзе, откуда раздавались громкие голоса. Дина заглянула сквозь неприкрытую дверь каюты, но, услышав, о чем они говорили, замерла на пороге.

– Нет, ты подумай! Я ей все давал, понимаешь? У нее было все! Весь мир у ног и любящий муж в придачу. А она, зараза, все это бросила и ушла! – сокрушался Глеб, отправляя в рот дольку лимона.

– А моя? – вторил ему Антон. – Уморить меня хотела! Мало того что изменяла. Это, конечно, скверно, но хоть не смертельно. Но она же меня почти убила! С этим своим, как его… Который потом… р-р-р-р, р-р-р-р! – Антон выразительно показал руками, как поддают газ на водном мотоцикле, и зарычал как мотор.

– Все бросила, понимаешь? – продолжал Глеб арию покинутого мужа, не слушая собеседника. – И что ей, суке, еще было надо?

– Ш-ш-ш, – остановил его Антон, приложив указательный палец к губам. – Не выражайся. Динка у тебя – хорошая девка, умная и вообще. – Здесь он сделал неопределенный жест, изобразив в воздухе что-то плавное и округлое.

– Да что ты понимаешь! – возмутился Глеб.

– А вот моя точно – сука! – продолжил развивать свою мысль Антон. – Я ей никогда, слышишь, никогда не изменял. Все время работал, работал, только о семье и думал, о ней, о детях наших будущих. А она?!

– А как я ее любил? Ты знаешь, как я ее любил?! И до сих пор люблю! – надрывался Глеб.

– А я? Души в ней не чаял, и что?

– В ком ты души не чаял? – не понял Глеб и сурово посмотрел на собутыльника. – Ты Динку мою, что ли, любишь?!

– Да нет, что ты, – поспешил разуверить его Антон. – Я о жене своей, об Анжелике. Она у меня такая красивая. Была.

Он вздохнул и залпом осушил бокал с коньяком.

– А меня вообще бабы игнорируют. Играют со мной, как с кутенком, но по-настоящему не любят, – встрял вдруг в разговор Непомнящий. – Они говорят, что я чудак, с которым невозможно жить, и все от меня уходят. Но я уже привык.

Глеб с Антоном замолчали и уставились на Илью.

– Бабы – дуры, – мудро изрек Глеб, самый старший из присутствовавших мужчин. – Антон, наливай.

На этом Дина тихонько ушла. Она наслушалась уже достаточно и о себе лично, и обо всем бабьем роде и понимала, что еще немного, и расхохочется. А если эта лига брошенных мужчин застукает ее на месте преступления, то ей несдобровать.

Она вернулась на палубу к Вере. Подруга облокотилась о перила и рассеянно рассматривала облака, висящие так низко, что, казалось, будто они лежали на воде.

– Заливают, горемычные, свои душевные раны? – спросила Вера.

– Скорее, прорехи в броне самомнения, – уточнила Дина, которой вдруг стало обидно. Как они посмели сравнивать ее с мерзавкой Анжеликой?

– Зря ты так, они ведь тоже люди, – немного осуждающе возразила Вера. – Они тоже хотят счастья и родного человека на соседней подушке.

– Люди, люди, кто ж спорит, – улыбнулась Дина. – Только…

– Что «только»?

– Да ну их, с их страданиями. Мне бы с собой разобраться.

Дина помолчала и вдруг воскликнула:

– Как я тебе завидую, Верка! У тебя есть любимое дело, есть цель, к которой ты идешь, и для тебя все ясно. А я болтаюсь без четкого понимания, чем мне нужно в этой жизни заниматься.