Мэри Маккомас - Вечность в смерти (сборник)

– Это пункт первый. Пункт второй: я хочу полную амнистию на все, что совершил сегодня в банке. Моя заложница согласилась не выдвигать против меня обвинения, если она выйдет отсюда целой и невредимой, так что от тебя требуется лишь поговорить с банком и окружным прокурором. И я хочу письменное подтверждение от них обоих. – Он некоторое время слушал. – Как долго? – Бонни выставила четыре пальца и устремила на него вопросительный взгляд. Кэл поморщился и пожал плечами. – Четыре часа. Тед, у тебя есть четыре часа. Ты все понял? – Он раздраженно опустил плечи и закатил глаза. – Нет, я спрашиваю, все ли тебе понятно насчет моих требований? – Он прикрыл микрофон ладонью. – Кажется, я – первое плавание Теда. Он с кем-то совещается.

– Как и ты.

Он тихо рассмеялся и вернулся к разговору:

– Не знаю. Сейчас узнаю, захочет ли она с тобой говорить. – Он опять прикрыл микрофон и вопросительно посмотрел на Бонни. Выбор был за ней. Заметив, что она колеблется, Кэл попытался помочь: – Может, они перестанут действовать на нервы и дергаться, если будут уверены, что с тобой все в порядке.

Бонни приблизилась к нему и взяла трубку, которая нагрелась в его ладони и слегка пахла его дыханием.

– Алло?

– Мисс Симмс, вы в порядке?

– Да. Я в полном порядке, но… я была бы благодарна, если бы вы выполнили требования мистера Сандерсона как можно скорее, чтобы каждый из нас смог пойти своим путем.

– Мисс Симмс, он вооружен?

– Да, конечно. И еще, вы могли бы попросить мою секретаршу Анджелу позвонить моим родственникам и сказать им, что со мной все хорошо? И попросите ее извиниться перед Уотсонами. И назначить им новую встречу на первый удобный день на следующей неделе.

– Мэм, там есть бомба? Или какое-нибудь зажигательное устройство?

– Вы слышали, что я сказала?

– Да, мэм. Этот разговор записывается, мэм. Так есть бомба или нет?

– Один момент. – Бонни прикрыла микрофон трубки и посмотрела на Кэла. – Они хотят знать, есть ли у нас бомба.

– У меня, – твердо поправил он. – А не у нас. Не забывай об этом.

– Бомба подержала бы их в страхе еще какое-то время.

– Зато она может побудить их начать штурм раньше времени, и тогда они забудут о заложнике. Знаешь такое правило: пожертвовать жизнью одного, чтобы спасти жизнь многих? Лучше ответить, что нет.

Бонни так и сделала, но Тед оказался подозрительным типом.

– Мэм, он вынуждает вас лгать? – Теду очень хотелось, чтобы она сказала что-нибудь ужасное о Кэле, что-нибудь, что можно было бы вменить ему в вину или что сделало бы его опасным.

Бонни же хотелось превозносить его достоинства… причем не только выразительность его глаз или изящество его крупных, натруженных рук. Ей нравилось, как он защищает своего брата, как заботится о ее комфорте и безопасности. Она высоко оценила его доброту, его решение не пугать ее. Ее мучило желание надавать тумаков тем, кто отказал ему в выдаче кредита, отказал ему в шансе начать жизнь заново – а ведь этого достойны все. Она так рассердилась, что у нее даже трубка задрожала в руке.

– Мэм, вас удерживают силой?

– Нет! Он никогда бы так не поступил! Мне пора. – Она сунула трубку Кэлу, который машинально взял ее и проследил за ней взглядом, пока она пробиралась к окну, выходившему на улицу.

Солнце медленно садилось по другую сторону здания, и при закрытых жалюзи и выключенном свете в зале стало настолько темно, что трудно было разобрать детали – например, пылающие от избытка эмоций щеки и губы, кривящиеся в презрительной ухмылке. Однако для того, чтобы увидеть, не всегда нужен свет.

– Четыре часа, Тед. Не разочаруй меня, – сказал Кэл, коротко излагая суть. Он вернул трубку на место и обеспокоенно посмотрел на Бонни. – Бонни? Что с тобой? Хочешь, я добавлю в список требований, чтобы Теда разделали на куски?

Она тихо, почти неслышно рассмеялась и повернулась спиной к окну. Ее глаза блестели от невыплаканных слез, и это смутило Кэла. Он пошел к ней, но она остановила его, выставив перед собой руку, и вытерла глаза.

– Я в порядке. Честное слово. Просто перенервничала. Немного. Просто отвела душу. Я же девчонка. Так бывает.

Однако Кэл не остановился, и Бонни внутренне застонала в смятении. Что, если она сделает какую-нибудь глупость или унизит себя, например… расплачется у него на груди? Что, если у нее произойдет временное помутнение рассудка и она поцелует его? Это было очень заманчиво. Что, если она забудется и даст волю своим чувствам к нему… слишком сильным чувствам… может, даже любви? Что, если…

Так что будет, если все это случится?

– Извини, Бонни. Я очень сожалею, – сказал Кэл, наклоняясь к ней. – Это была плохая идея. Я прошу прощения, что втянул тебя в это.

– Ты обижен и разочарован. Это смертельное сочетание.

– Но это не значит, что я должен взваливать свои проблемы на тебя. – Он снял пиджак и бросил его на блок сплит-системы под окном, затем посмотрел сквозь жалюзи – вверх, вниз, по сторонам, – открыл их и впустил в зал свет уличных фонарей и витрин. – Теперь нам остается ждать, но зато у нас есть свет. Думаю, они отключили электричество. Есть хорошая новость: когда стемнеет совсем, слегка похолодает.

– Всегда видеть только положительную сторону, – пошутила Бонни. Сняв туфли, она расстегнула пуговицу под горлом. – Горячий воздух поднимается вверх, правильно?

– Правильно, – ответил Кэл, наблюдая за тем, как она, скользя спиной по стене, опускается вниз, чтобы сесть на пол. – Может, возьмешь мой пиджак?

– Спасибо, но здесь не настолько холодно. – Она искренне улыбнулась ему, и он уже собрался объяснить, что предложил свой пиджак, чтобы она подстелила его под себя, но тут увидел выражение ее глаз и понял, что она поддразнивает его.

– Вот хитрюга.

– Мне все равно понадобится помощь, чтобы встать. Узкие юбки годятся только для того, чтобы в них хорошо выглядеть.

– Ладно, придется сказать. – Кэл опустился на колени, а потом сел рядом с Бонни. – В своей ты выглядишь шикарно.

– О, наверное, ты всегда говоришь это своим заложницам. – Бонни расстегнула манжеты и принялась закатывать рукава блузки.

– Между прочим, это так. Но обычно я говорю это как комплимент, а вот сейчас – совершенно серьезно.

Бонни зарделась. Именно зарделась. Он играет с ней, а она чувствует себя польщенной… какая же она идиотка. У нее с ним нет будущего – ни белого подвенечного платья, ни детей, ни качалки на террасе, освещенной закатным солнцем.

Да, ей в нем нравится все. Даже больше, чем нравится. Его умение шутить и забота о ней. Его внешность, естественно, а еще стойкость, позволившая ему изменить свою жизнь после выхода из тюрьмы. И разрушить все ради мечты? Что это? Героизм? Безрассудство? Сумасшествие?